Поджигание кудели в старину было связано, видимо, и с другими обрядовыми смыслами, например, применялась та же символика, что и в обрядах «выпроваживания куляшей» на Крещенье. Как след, оставленный в наказание «куляшами», можно истолковать обычай рисовать сажей на лбу или щеках заснувшего на святочном игрище парня крестики или «человечков» [ЛА МИА, д. Комлевская Тарногского р-на]. В Верховажском р-не уснувшему могли писать на лице ругательства [ЛА МИА, д. Дьяконовская]. Этот обычай можно сравнить с другими наказаниями, практиковавшимися в подобной ситуации. Скажем, в Верховажье парни, подшучивая над девушками на беседе, чертили им на лбу крестик мокрой куделькой («миром мазали»). Вот как описывает это очевидица: «Ходит парень какой шутливый. На луцину навьёт кудель, да смоцит в воде. А ить воду-ту холодну пили ранше, всегда есть в кадци вода, де сидишь, вецеруешь. дак он в рот наберёт, смочит и ходит – с одной поговорит, а другою мазнёт по лбу: „Не обижайся, не обижайся, я тебе сиводни миром-маслом помазав, миропомазанье зделав!“» [ЛА МИА, д. Пеструха Верховажского р-на].

В д. Титовская уснувшим на вечеринке парням пришивали к штанам заячью лапку [ЛА МИА, д. Титовская Верховажского р-на], а в Великоустюгском р-не девушки в 1930–40-е годы подобным образом подшучивали над нетрезвым парнем, заснувшим у них в доме: пришивали к штанам сзади увесистую «куклу» из скрученной тряпки или одеяла, мазали ее сажей или краской, а затем наблюдали, как будет реагировать парень, проснувшись, и по этому судили, выходить за него замуж или нет. Это делали также, чтобы опозорить или отвадить парня [ЛА МИА, д. Мякинницино]. Подобным наказаниям чаще всего подвергались те, у кого не было «парочки». Скажем, в Сямженском р-не «девки не засыпали, только парни засыпали, те, которые никуды, ни к какой девке не коснуцца. Ево и вымарают, сажой вымажут всево: уснёт, дак сонново-то и розрисуют всево. Бываёт и пришьют: какую тряпицю найдут и пришьют, какой весóóк [=лоскут]. Мазали сажой, мазали, тожо ребята мазали. А придут веть, много эдаких ходило, чисто ни к какой-то девке не косаюцця. Так они празныё сидят-сидят да и уснут веть. Так вот это шутка и была – вымазать всево» [ЛА МИА, д. Гридино].

У поляков подобные шутки практиковались в конце масленицы, начале Великого поста («на пепелец»): «Девушкам незаметно прицепляли на спину небольшие завернутые в тряпки деревянные куколки, селедочные головки, кости, скорлупки яиц. „Клоцки“ (kłocek – кусочек дерева) и селедку вешали также на спину холостякам» [Календарные обычаи 1977, с. 204]. В этом обычае проявляется одно из значений куклы, характерное и для крещенских или средопостных крестиков: оплодотворяющее мужское начало, кукла и крест как знак детородного органа.

Такие же шутки над уснувшими существовали и на свадьбе. Например, на свадьбе, как и на игрищах и вечеринках, пришивали одежду заснувших к постели, к одежде других уснувших (преимущественно, конечно, парней – к девушкам) или, скажем, рукава к штанам и т. п.

Некоторые молодежные забавы некогда имели непосредственное отношение к ритуальным жертвоприношениям, которые были важной составной частью «пивных праздников» и нередко разыгрывались на пирах ряжеными. К развлечениям подобного рода относилась и довольно распространенная забава – Сидора колоть. Так развлекались как на пированиях, так и на посиделках, причем в обрядовых версиях игры в роли Сидора или Демида выступало жертвенное животное (бык, медведь) или один из участников обряда [Морозов, Слепцова 2001, с. 218; о Сидоре см.: Топоров 1979].

Ближе всего к ритуальным разновидностям этой забавы варианты с чучелом человека (высотой около полуметра) или заменяющим его поленом, встречавшиеся в дд. Першинская Тарногского и Сосновка Кадуйского р-нов Вологодской обл. Кому-нибудь из парней завязывали глаза и он, повернувшись к Сидору спиной и сунув ухват между ног, пытался сбить его ухватом. Нередко желающему убить Сидора всячески препятствовали это сделать. Так, в д. Малыгинская Тарногского р-на клали на стул шапку (Сидора), возле стула становилась девушка, которая двигала стул из стороны в сторону, пытаясь помешать стоящему к ней спиной парню сбить со стула ухватом Сидора. В Шенкурском у. Архангельской губ. Сидора защищали два человека. «„Сидора колют“ – игра. Ставят палку середи полу, на палке шапка. Двое обороняют его палками, а один старается уколоть и сшибить». Началу игры предшествовал диалог: «Дома ли Сидор?» Жена: «Дома». – «Что делает?» – «Сапоги шьет». – «Не сошьет ли мне сапогов?» – «Нет, не сошью». – «Я те заколю». – «А я те сберегу» [Пономарев 1880б, л. 17].

Куклы или чучела нередко употреблялись во время молодежных подшучиваний и розыгрышей, направленных на запугивание сверстников, в первую очередь – представителей противоположной гендерной группы, а также односельчан, которым хотели отомстить или досадить. При этом нередко изображали в комическом виде «предков», «покойников», представителей старшего поколения. Для этого использовали чучела из соломы или замерзшее на морозе белье, вывешенное для просушки, скелеты павших животных и т. п.

В Харовском р-не Вологодской обл. на святки «у ково белье замерзнет, на дорогу поставят рукавами вниз – как коровы по дороге идут» [ЛА МИА]. В Шацком р-не Рязанской обл. «у миня брат был парнём, а дивчонки сабрались и вот ходють на святки. Либа двери запруть, вот. А у миня бильё висела, мая рубашка. Ани сняли эт рубашку, набили снегам в ниё (тада были с рукавами нижнии рубашки). Рукава набили снегу, завязали, и над дверями павесили, и ноги сделали. И павесили. „Пусть, – гаварять, – выйдить, напугаицца“. Павесили над дверью, жиниху. И пастучали, штоб вышил. Он вышил – там висить! Он назад, арать: „Там хтой-т висить!“ Мы вышли, нас и смех-т бирёть, и горе-та на них бирёть. А он выскачил за ними, панясси: „Я йих эсли паймаю какую, в снег закапаю!“» [ЛА СИС, с. Польное Ялтуново]. В Грязовецком р-не Вологодской обл. «вот я помню против Нового-то году на святки-те натаскали у ково дровни, у ково чево, а на самой-от верх на качулю-то, на верхную-ту поставили пряху, наредили сноп соломы, и Шипичевых (их всё звали Бабаиха, баушка Катерина) у её украли платье, платок, сделали [чучело], посадили у пряхи, и как вроди Бабаиха предёт. Прямо у окошка качуля-то у их рядом. Она встала: „Ай, батюшки, я сижу!“ Дак што? Хохотали. Люто баловали» [ЛА СИС, д. Отметниково].

В Великоустюгском р-не Вологодской обл. изготавливали из соломы чучело, обмотав ржаной соломой два крест-накрест связанных шеста, ставили его к двери и, привязав к чучелу веревку, дергали за нее, чтобы чучело «стучалось в дверь». Когда разозленный хозяин распахивал дверь, чучело падало на него, а «шалуны» убегали прочь [ЛА МИА, д. Удачино, Морилово]. Ставили чучело из соломы в дверях и участники святочного озорства в Шацком р-не Рязанской обл. [ЛА СИС, с. Черная Слобода].

В Сямженском р-не Вологодской обл. дети связывали из снопов соломы «кукол» и ставили их на дороге, ведущей к дому, где проходила вечеринка, чтобы «постращать» молодежь, возвращавшуюся домой поздно ночью [Морозов, Слепцова 2004, с. 543]. Брачные мотивы в озорстве прослеживаются и в обычае награждать парней «невестами»: ставить соломенных кукол у дома или прилеплять нарисованных куколок к окнам. «Парням на заговенье у дома ставили соломенных кукол: протыкали палкой сноп в верхней части – получались „руки“, „голову“ обвязывали старой шалью и навешивали разного тряпья. Это чучело называли „русалкой“. Так развлекались девушки, уходя с сиделок» [ЛА СИС, с. Лесное Ялтуново Шацкого р-на Рязанской обл.].