23 ноября 2002 года. Москва.

…Из интервью с террористками-смертницами:

— Скажите, вот что означает ваша одежда и взрывчатка на поясе?

— Означает, что мы ни перед чем не остановимся. И что ни перед кем не остановимся.

Очередной бой с терроризмом проигран — в Москве, под самым носом силовиков, подготовлен и осуществлен теракт, которого еще не знала Россия. Все сделано по классическим законам диверсии.

Вячеслав Заволока, ветеран спецподразделения «Вымпел», свидетельствует:

«Эта группа не может выдвигаться из Чечни на джипах в полной экипировке с автоматами и камуфляжем, естественно, вы понимаете. Это было заготовлено здесь. Были заготовлены под эту акцию и квартиры, базы складирования оружия и экипировки. Где-то на конспиративных квартирах готовились взрывчатые вещества и взрывные устройства, готовились и компоновались. В этом сомнений нет. И естественно, была связь. Потому что даже 30 человек, они же не будут жить в одной, двух, трех квартирах. Они были разбросаны по городу, значит, была хорошая связь. Хорошая мобильная связь, хорошая конспирация».

Кто помогал группе в Москве — неизвестно.

…Через полчаса после захвата заложников в театре на Дубровке все российские каналы вышли с экстренными выпусками новостей. За происходящим мир следил в прямом эфире. Как и террористы. Из репортажей с места событий они узнавали, где во Дворце культуры входы и выходы, через которые может пойти спецназ, какие спецоперации готовятся. И делали собственные выводы.

После применения сверхсекретного газа концертный зал взят. Перед входом в здание вповалку складывают потерявших сознание людей. Паника. И жуткая цена победы — погиб каждый четвертый заложник. Все террористы убиты.

По тысяче долларов заплатили и родственникам смертниц, убитых в «Норд-Осте». Их вербовали по всей Чечне. Чтобы в последний момент девушки не передумали, к ним приставили черных вдов, известных боевиков Дугаева и Бараева. Бывшие заложники «Норд-Оста» говорят о том, что на двух женщинах в зале не было поясов смертниц. Они выполняли роль надзирательниц.

А вот что сказала на допросе сестра одной из погибших в «Норд-Осте» смертниц:

— «Норд-Ост» в Москве, там были твои родственники?

— Две сестры.

— Две сестры, как их звали? Они были в «Норд-Осте»?

— Да.

— Они там погибли, твой брат родителям деньги приносил? Ты сказала, деньги приносил, после похорон приносил, да. Сколько он принес денег?

— Три тысячи долларов.

Оказывается, всего несколько зеленых купюр стоили эти обезображенные тела. Хаджат, Мадина, Фатима, Маремм. Кто вспомнит сейчас эти имена? В официальной хронике их назовут террористками-смертницами. А родные, чтобы вычеркнуть их из памяти, уничтожат семейные альбомы с фотографиями. Смертницы — это новый вид преступного бизнеса. Такой же, как похищение людей и торговля наркотиками.

18 поясов, начиненных взрывчаткой, сняли саперы с террористок. А самым опасным трофеем оказались бомбы, соединенные таким образом, чтобы взрывы шли от центра. Сработай эта адская схема, и здание бы просто рухнуло. Впрочем, в тот момент о худшем старались не думать. Надо было спасать людей. И спасали, кто как умел.

Несмотря на обещанную готовность, никто не был готов к такому огромному количеству пострадавших. Машины «Скорой помощи» не могли разъехаться на площади. Парапета не хватало, чтобы сложить пострадавших. А их все несли и несли.

Свидетельствует сотрудник антитеррора ФСБ России:

«С точки зрения силовой акции операция была проведена на высоком профессиональном уровне. Обидно, что погибли люди, в основном те, которые находились под балконом. Они получили, так сказать, повышенную дозу этого специального средства. Если бы мы смогли быстрее их оттуда эвакуировать, если бы помощь им оказывалась непосредственно вот здесь, на парапете театрального центра… Вот в этом один из просчетов, то есть трагических ошибок этой операции. Что мы не стали сразу оказывать помощь людям, а стали развозить их по больницам».

Часть пострадавших были вынесены из зала уже мертвыми. К тому же в этой кровавой неразберихе драгоценные секунды бежали предательски быстро. Из-за угрозы обрушения здания врачей внутрь пустили не сразу. Думать о формуле газа в этот момент было просто некогда.

«А что бы произошло, если бы вы знали заранее?» — спросил я у руководителя Минздрава правительства Москвы Сельцовского.

«А ничего бы не произошло, — отвечал г-н Сельцовский. — Вот как мы имели количество машин, ну, которые теперь уже все знают, их было 450 с лишним подогнаны к району, так они бы и были подогнаны. Это очень опытный персонал, понимаете, необходимые средства у них у всех были. Мы все сделали, все необходимое. Можно, конечно, сегодня разбирать по этапам, что сделал Иванов, Петров, там, в том числе и я. Сегодня эффект один: мы кого-то привезли, мы оставили их в живых. Вот это факт».

Но привезли, увы, далеко не всех. Десятки беспомощных тел со ступенек концертного зала будут увезены не в больницу, а сразу в морг. Те же автобусы, которые позапрошлой ночью развозили стариков, теперь загружались бывшими заложниками.

Для кого-то эти несколько минут дороги оказались последними. К кому-то медленно возвращалось сознание.

Вспоминает Олег Савцов:

«Я помню, что я был без футболки, только в шортах и в кроссовках. Было очень холодно, меня просто всего трясло. Плохо очень было слышно, все как-то вдалеке. И голова кружилась, просто ужасно. И кричу: «Это свои?» Вот дверка, и мужчина стоит, он говорит: «Свои, все хорошо, сиди, сиди». Оборачиваюсь назад: все лежат, кто на полу, кто-то рядом со мной, помню, сидел».

Рассказывает Анжелика Игнатова:

«Со мной рядом сидела девушка, Наташа. Вот, она меня трясла постоянно, чтобы я только не проваливалась. Когда остановили автобус, я сама уже дошла до больницы. Мне тогда пришло осознание, что я жива, что все нормально».

По официальным данным, было спасено 750 человек. Только больница института имени Склифосовского приняла 349 пострадавших. Состояние больных было разным. Кто-то пришел в себя почти сразу, кому-то понадобилась интенсивная терапия.

Вспоминает Ирина Фадеева:

«Я помню себя уже в больнице, раздетой полностью, полностью раздетой. Я еще говорю: «Почему я раздета вся, все одеты, а я голая совсем?» Мне говорят, что одежда в крови была вся. Я думаю: откуда кровь, моя или что? Там врачи приходили несколько раз, нас переписывали, я все спрашивала, но ни про кого не могла ничего узнать сначала. Потом мне сообщили, что Кругликовы нашлись и они в госпитале. Я говорю: а Ярослав? Они опять говорят, что нет. Но я в тот момент не могла поверить, что как это, я его держала — и вот очнусь без него. Думаю: может быть, он очень стеснительный, скромный. Может быть, все сказали, как зовут, чего. А он просто лежит где-то и не говорит. Боится сказать».