– Я полагаю, что есть одно условие, которое нам прежде всего надлежит обсудить.

– Да, милорд. Конечно, милорд. – Управляющий крепко сжал руки, словно замерев в вежливом и уважительном поклоне.

Стоящий рядом кассир подобострастно выгнулся.

Гарет указал на него пальцем:

– Этот человек – мистер Севин?

Мистер Севин воззрился на него, выронив от удивления перо. Чернильная клякса испачкала ему ботинки.

– Милорд? Разве мы были представлены? – Он неуклюже склонился, смяв письменные принадлежности. – Я приношу свои извинения. Свои глубочайшие извинения. Я не припоминаю – хотя нет, мне кажется, я вспомнил, возможно ли, что ваше сиятельство присутствовали на некоем… на некоем собрании? В июне прошлого года? Я однажды посещал…

Подняв руку, Гарет прервал этот его непрошеный поток словоизлияний.

– Это был вопрос, требовавший ответа «да» или «нет», мистер Севин. А вовсе не приглашение гоготать тут, будто стая разъяренных гусей.

Мистер Севин запнулся.

– Милорд?

– Отвечайте на вопрос. Вы – мистер Севин?

– Да, милорд.

– Замечательно. – Гарет повернулся к управляющему: – Предоставьте ему расчет. Он отправляется в Новый Южный Уэльспервым же свободным судном.

– Что? – Мистер Севин издал пронзительный крик, его щеки побелели. – Я? Почему? Милорд, пожалуйста! У меня жена и ребенок. Я не могу взять их с собой в эти дикие земли.

– Да, – согласился Гарет. – Вы не можете взять их с собой. Вам придется путешествовать в одиночку, а на время своего отсутствия основать доверительный фонд для их поддержки.

– Фонд? Да я простой банковский служащий. Фонды – это для богатых, а я…

– А вы – что? – перебил его Гарет. – Но вы вовсе не простой банковский клерк. Вы лишь недавно получили около четырех сотен фунтов.

С лица мистера Севина медленно сползла раболепная угодливость и проявилось понимание.

Гарет продолжал:

– Я добьюсь того, чтобы вы оказались в Новом Южном Уэльсе тем или иным способом. Вы можете оставить здесь свою жену и ребенка в комфорте и отправиться в путешествие на удобной корабельной койке или же оказаться там же закованным в кандалы каторжника. Выбирайте сами.

Нед поймал взгляд Гарета, отвернувшегося от униженно согбенного мистера Севина, и торжествующе усмехнулся. Деля радость победы со своим кузеном, Гарет никогда не мог и вообразить подобного.

Дженни была права. Очень одиноко быть выше всех.

Гарет снова посмотрел на мистера Севина, корчившегося в бессильной ярости, и внес небольшие поправки в свой предыдущий вывод. Одиноко быть выше всех, однако есть особенная радость превосходить некоторых.

Однако момент был далек от идеального. Он повернулся к Неду и внезапно ощутил себя в роли просителя.

– Ты дашь мне еще шанс?

Вся радость Неда испарилась, и он медленно покачал головой:

– Я должен сделать то, что будет лучше для нее. И прости, но это совсем не ты.

* * *

– Нед, куда мы едем? – уже в третий раз поинтересовалась Дженни.

Это был ее последний день в Англии. Лондон остался позади уже около часа назад. Лошади лениво трусили по грязной дороге, взметая за собой клубы пыли. Легкие облачка заслоняли прямые солнечные лучи, вовсе не мешая распространению приятного весеннего тепла.

– Помнишь моего приятеля Эллисона? Того самого, в притоне, который хотел сделать ставку своими львами?

Дженни покачала головой.

– Так вот, он по-прежнему ими владеет. Я решил, что самое время устроить пикник у зверинца.

– И ты взял с собой меня? А почему не женщину, на которой женишься?

Нед пожал плечами:

– Она выросла рядом с герцогом Уарским. Львы представляются мне менее хищными. Сегодня только мы двое. Как это и должно быть.

Он натянул поводья, и лошади свернули с главной дороги. Они потащились по узкой тропинке, представлявшей собой не более чем колею, оставленную в траве какой-то тяжелой телегой.

Спустя какое-то время Дженни заговорила вновь:

– Львам, наверное, несладко приходится в этом ужасном английском климате?

– Я представляю. Кроме того, они заперты в клетки. Интересно, Эллисона не привлекут за браконьерство, если мы откроем клетки и они бросятся в погоню за королевскими оленями?

Дженни скептически оглядела плоскую долину.

– За оленями? Я думаю, они скорее съедят лошадей. Или тебя.

Нед довольно кивнул и натянул поводья. Лошади встали. Они остановились у небольшого сельского домика. В отдалении виднелись очертания двух огромных сараев. Дженни предположила, что они вполне подошли бы для того, чтобы держать там клетки со львами. Однако лишь при одной мысли об этих кровожадных хищниках мурашки побежали у нее по коже. В любую секунду она могла столкнуться с большой, притаившейся в засаде кошкой.

– Здесь, – сказал Нед, протягивая ей корзинку. – Ступай, располагайся рядом с коттеджем, пока я поставлю лошадей.

– Одна?

– Да, одна.

– Рядом со львами?

Нед усмехнулся, привязывая лошадей.

– Рядом со львами, сидящими в клетках, да. Ведь ты же не боишься, правда? А то иначе тебе следует пересмотреть планы, связанные с отъездом. Я слышал, что львы попадаются в окрестностях Цинциннати с завидной регулярностью.

Дженни взяла корзинку и побрела по направлению к дому. Она будет скучать по Неду. Она будет скучать по Англии – тоскливой, облачной Англии. Ведь это все, что она знала в своей жизни.

И она уже скучала по Гарету.

Однако, задумалась она, ей будет не хватать не просто его присутствия. Нет, она скучает по тому человеку, каким он мог бы стать. По тем редким моментам, когда он улыбался. Когда прекращал использовать лорда Блейкли в качестве орудия против простых смертных, которые имели несчастье навлечь на себя его гнев. Если бы он был фермером в Цинциннати или торговцем в Бразилии.

Дженни встряхнула головой, прогоняя глупые мечты, и поставила корзинку на землю подле небольшого домика.

Тонкий плед закрывал лежавшие там съестные припасы. Она как раз стелила его на траву, когда услышала рядом с собой какой-то звук. Дженни почувствовала дрожь в районе лопаток, будто бы и в самом деле услыхала мягкую поступь льва, а не мужские шаги.

Она медленно повернулась и застыла на месте.

Лучше бы это был лев. Лучше быть растерзанной его острыми когтями, чем еще раз пережить эту ужасную боль и горечь. Лишь только взглянув на Гарета, она вспомнила все, что он ей сказал. «Да кто может подумать, что ты мне ровня?» Эти ранящие слова засели у нее в голове, словно мелкие частицы шрапнели, которые не смог бы удалить ни один хирург.