Про хозяина «Резерва» ей Зойка сама выболтала еще раньше. Хвасталась: вот сделка какая сложная, «Резерв» хочет дороже заплатить, да только тетка не желает связываться… А найти этот номер в ежедневнике Журавлевой особого труда не составило, Марго уже раньше его приметила и на всякий случай себе переписала — кто знает, не пригодится ли? Пригодился.

Так что все это будет Зойке хорошей наукой. Впредь не будет рот разевать. Впрочем, разве такую можно чему-нибудь научить? Удивительно, как она вообще сообразила направиться к Легостаеву, как догадалась, как сумела добраться до него? С ее-то пустой головой… Жаль, конечно, что Сереже придется закрыть Зойкино дело, ведь она, Марго, так красиво его обстряпала. Да в общем-то не все ли теперь равно, кто сядет за убийство жены Легостаева? Главное — они с Сергеем добились месторождений, а ведь уже и не чаяли… Это значит, у них будет больше денег, намного больше денег. А у кого деньги — у того власть. Еще Сергей говорил, что у него есть какой-то очень уж необычный сюрприз. Что же на этот раз? Он всегда дарил ей что-нибудь дорогое после очередной «работы»… Скоро она увидит его подарок. Не сегодня-завтра он приедет, и кончится эта пытка в конторе.

Марго открыла несколько пачек с печеньем, аккуратно разложила в вазе разные его сорта и вернулась за стол. Опять села напротив старика.

Нет, почему он так таращится на нее? Надо уходить, увольняться скорее… Ее охватило какое-то непонятное предчувствие опасности… Она нервным движением поправила очки на носу и потянулась за кофе. Ее рука чуть дрогнула, когда она пыталась определить, куда дед наливал микстуру… в ту чашку, что стоит левее или правее? И взяла ту, в которой, как она видела в зеркальном отражении, не было лекарства.

Алексей Яковлевич, занятый своими мыслями, действительно напряженно вглядывался в ее лицо и ровно на мгновение опоздал посмотреть, какую именно из одинаковых чашек взяла Марго. Когда секундой позже он опустил глаза, ее рука уже уносила со стола безопасный напиток, а перед ним стояла только одна чашка — та, в которую он собственноручно высыпал бриллиантовую пыль. Но, не поняв этого, он принялся пить кофе — последнюю чашку кофе в своей жизни. Правда, на миг ему вдруг послышался слабый земляничный запах… Наверное, он исходил от ягодного печенья, лежавшего в вазе…

В Архангельске на перрон железнодорожного вокзала Заморочнов сошел в числе первых — поезд еще даже не успел до конца остановиться. И сразу же направился в местное привокзальное отделение милиции. Там к его проблеме отнеслись с пониманием и мгновенно предоставили телефон. Но в девятом часу вечера в московском управлении уже не оказалось ни Саватеева, ни Никоненко. Тогда Алексей набрал мобильный номер майора.

— Слушаю, — донесся до него голос начальника.

— Виктор Петрович, это Заморочнов. Я прибыл в Архангельск, звоню из отделения милиции, с вокзала. Вам Саватеев докладывал про Иванову Риту, сотрудницу Журавлевой?

— Какого черта твой мобильник отключен? Не могу тебе дозвониться!

Сердце Заморочнова екнуло: раз Никоненко хотел с ним связаться, значит, что-то там такое интересное уже нашли!

— Батарея села, товарищ майор, — виновато сказал он в трубку.

— Вот вечно у тебя все не слава Богу! Хотел сказать — возвращайся немедленно! Бери обратный билет и назад!

— Почему? Я же к Легостаеву…

— Дело Журавлевой забрали в ФСБ, — не дал договорить ему майор. — Сегодня после обеда явились прямо сюда, в управление, и приказали передать им все документы. Так что с нас, собственно, теперь взятки гладки. Вот так, старший лейтенант, там тоже не просто так штаны протирают. Углядели они что-то серьезное в этом убийстве, может, даже с алмазами связанное, как ты и предполагал. А это, сам понимаешь, уже дело государственной важности.

— Так, может, я…

— Не может! Мне приказано прекратить всяческие телодвижения по этому делу! — загремел Никоненко. — Возвращайся. Тут по перестрелке в казино новые свидетели объявились, надо своей работой заниматься. Нечего попусту тратить время.

— А что с Ивановой Ритой, успели проверить?

— Не знаю. Во всяком случае, Саватеев должен был федералам все передать.

— А Зоя? Журавлева Зоя?

— Все, Заморочнов, все. Федералы сами разберутся с ними со всеми. Тебе велено возвращаться. Ты больше в это дело не лезь, иначе мы тут все схлопочем, сам знаешь. Бери билет и дуй обратно в Москву, — коротко ответил майор и отключился.

Заморочнов не знал, радоваться или огорчаться такому неожиданному повороту. С одной стороны, если за расследование взялась ФСБ, то он был прав и это не простое убийство из личных мотивов. С другой — он уже проделал столько работы и теперь, когда разгадка так близка, отстранен от следствия. Он копался в этом деле, доставал и анализировал убэповские справки, строил догадки и версии, а в результате преступление раскроет какой-нибудь фээсбэшный майор типа Никоненко.

Сотрудники милиции, слышавшие этот разговор, сочувственно поглядывали на Алексея; он же стоял посреди комнаты, еще не понимая, что же ему делать… Потом рассеянно поблагодарил их за помощь и медленно поплелся к кассам вокзала. Глядя невидящими глазами на расписание поездов, Заморочнов неожиданно для себя самого вдруг принял решение: «А я ведь могу вернуться обратно самолетом. Так и быть, из своего кармана доплачу за билет, зато утром все же успею допросить Легостаева. Все равно выиграю время. А мобильник заряжать специально не буду, чтобы не доставали… И черт с ним, с выговором…»

В среду утром упрямец Заморочнов явился на контрольно-пропускной пункт СИЗО, находящегося на улице Попова. Здесь его ждало новое досадное разочарование: Легостаева только что увезли в прокуратуру. По поводу Зои, то есть Нины Журавлевой, кто-то из администрации тюрьмы сказал: да, приходила к подозреваемому такая женщина, документы у нее были в порядке, она адвокат. Но встречалась со своим подзащитным только один раз, больше ее здесь не видели. А адвокатов теперь у Легостаева целая свора — сегодня он уехал в сопровождении охраны и нового своего защитника, некоего Петрушина. Запрос из ФСБ? Нет не поступал, ничего такого не было…

Заморочнов сорвался в прокуратуру.

Там, у дверей здания, он увидел группу улыбающихся и пожимавших друг другу руки мужчин. Лицо одного показалось смутно знакомым даже издалека. Поддавшись безотчетному порыву, Заморочнов подошел ближе, показал свое удостоверение и, глядя ему прямо в глаза, спросил:

— Вы Андрей Кириллович Легостаев?

Высокий видный мужчина в чуть мятой, несвежей одежде, продолжая улыбаться, ответил:

— Да.

«Вот это номер…». Заморочнов узнал эти черты. На него смотрел человек, фотографию которого он видел в квартире Нины Львовны Журавлевой. Только волосы его были покрыты сединой и лицо выглядело несколько старше, а улыбка — все та же. Кажется, головоломка, мучившая его в поезде, начала обретать решение: Журавлева и Легостаев — любовники! Значит, вот за что она боролась — за своего мужчину!