В общем-то всем было понятно, о чем он хочет спросить, поэтому, не дождавшись внятного вопроса, перебил:

– Если ты о девочках, которых хотите умыкнуть, то не спешите. Здесь пока еще остаются и Рита, и Ирина, а также наше оборудование и ящики геологов с образцами руд. Поэтому, кому надо, тот еще вернется, но все личные вещи забрать, а командирам подразделений за этим проследить. Но торопиться не надо, до третьего августа распорядок дня прежний.

Отцепив кеч, «Алекто», а следом «Ирина» и «Тисифона» с дистанцией в четверть мили, выполнив эволюции и управляя парусами уже более умело (гоняли марсовых матросов по вантам с утра до вечера), перестроившись кильватерным строем с «Тисифоной» во главе, изменили курс на диаметрально противоположный.

За трое суток замучили себя и команды, но наконец хоть что-то стало получаться слаженно. Сейчас море было спокойно, условия для стрельбы идеальны, и мы под всеми парусами на полном ходу приготовились по очереди вести огонь из каронад на дистанции в полторы тысячи ярдов, оставив мишень на траверзе по правому борту.

Сначала у борта «Тисифоны» заметили два снопа огня и вздувшиеся клубы дыма, затем услышали звуки выстрелов, и только после этого увидели столбы воды, вздыбившейся от взрывов снарядов. Один ударил с перелетом ярдов на двести, один с таким же недолетом.

Вдруг от выстрелов всех оставшихся восьми каронад правый борт корабля вспух огнем и дымом, а в месте взрыва в небо полетели вода и какой-то мусор. Когда упала последняя щепка, на месте бывшей мишени на волнах болтались только искореженные бревна и доски. Первые несколько секунд стояла глухая тишина, затем над морем со всех трех кораблей грянуло громкое «ура!!!».

– Невероятно! – восторженно крикнул Кривошапко, который ранее видел только взрывы начиненных порохом ядер на земле. – Вот это пушки! Вот это снаряды!

– Тьфу ты. Постреляли, – недовольно пробурчал я, поскольку это было моей первой реакцией.

Не то что до нас, даже до «Ирины» очередь не дошла – мишень исчезла. Но потом мозги восприняли непрекращающееся «ура», и все стало на свои места. Во-первых, морские испытания орудий прошли на «отлично», во-вторых, у нас появился превосходный канонир – Васюня. Что же касается мишеней для пострелять, то сейчас изменим курс, подойдем поближе к алжирским берегам, и мишени к нам сами прибегут.

– Сигнальщику поднять вымпел лидера! Следуем кильватерным строем! Делай, как я! Марсовым – готовьсь! Рулевой! Курс – строго зюйд!

Укрыв шляпой лицо от утреннего солнца, лежа нагишом на берегу моря животом кверху и широко раскинув руки, десятник Стоян разомлел от удовольствия и под тихий шум прибоя лениво размышлял о перипетиях своей жизни. Ему и шести бойцам, которые разлеглись рядом на песке, стал нравиться этот моцион, как выражался князь Михаил. Они, как только прибыли на остров, сразу же на рассвете и перед закатом (за исключением бойцов, назначенных в караул) стали бегать по два круга от бухты к стройке, заканчивая пробежку купанием сначала в теплом море, а затем под небольшим водопадом холодного, пресного ручья.

Помнится, в прошлом году в это время он даже плавать не умел. И не он один, не умели многие, но когда полковник Бульба загнал их в ров с водой и наказал перебраться на другую сторону… Один парень утонул, но остальным неумелым этого было достаточно, с тех пор все девяносто семь бойцов, сначала помогая друг другу, а затем и самостоятельно, без проблем форсировали ров.

Впрочем, именно в это время год назад в колонне с прочими порабощенными, закованными в цепи жителями некогда мятежных Тырнова и Добруджи их вели на невольничий рынок. Тогда, перед решающим боем, воевода Ангелов, предполагая, каков будет исход битвы, переодел воинов младшей дружины крестьянами и отправил сопровождать и охранять женщин и детей. Некоторые жены защитников Тырновской цитадели стали на стены рядом со своими мужьями и рядом с ними приняли смерть. Среди них были и мама Стояна, и мама Данко и Риты Ангеловых.

Мятеж османы подавили жестоко. Янычары, ворвавшись в горную крепость, в живых никого не оставили. Затем, догнав и захватив обоз, рослых отроков, стариков и малышню порубили. Мальчиков десяти – тринадцати лет отделили и увели для отправки в янычарский корпус. Девочек и девушек до семнадцати лет тоже увезли, а оставшихся женщин три дня насиловали, затем заковали в цепи и по цехину за голову продали перекупщикам рабов. Мужчин – не воинов, а также переодетых крестьянами чудом оставшихся в живых отроков из младшей дружины – заковали в цепи и отправили в рабство.

В его душе тогда ничего не осталось, кроме пустоты и безразличия. Он даже слабо помнил, как покупатель рабов, длинноусый, с выбритой головой и длинным, растущим с макушки чубом дядька, обмахиваясь шляпой, интересовался его грамотностью и знанием счета. Глаза ожили, только когда он потребовал показать ладони и спросил:

– Меч держал в какой, в правой или в левой руке?

– Я обоерукий.

Потом была палуба шхуны, где собрались такие же молодые православные воины, выкупленные из рабства, как и они. Дорога оказалась сытой и спокойной, правда, говорят, еще в самом начале, как только отошли от Кафы, двоим бузотерам пан Иван (так его называли все русы) снял головы, а тела выбросил за борт.

Куда они идут и что должны будут делать, пан Иван объяснил:

– Нам не нужны рабы, нам нужны воины. Поживете годик в гишпанском замке князя Михайлы, там вас приоденем, полную броню кирасира дадим, оружие новое: мечи, пистоли, мушкеты и коней добрых.

О! Глаза ребят загорелись! Да на одну такую броню и за три похода не всегда заработаешь, а здесь и все оружие, и конь добрый.

– А броня, оружие, конь – это насовсем или как? – спросил кто-то.

– Насовсем, только отработать придется. На князе Михайле тяжкий долг висит, кровный, вот и надо будет сходить в Украину да отдать его.

– Слышали! Знаем! – раздались голоса.

Действительно, уже в Кафе ни для кого не было секретом, на чьи деньги выкупаются молодые воины и для каких целей.

– Пан Иван, а что мы в замке целый год делать будем? – спросил один из русов.

– А девки там есть? – поинтересовался кто-то другой.

– Есть. Только вам на них ни времени, ни сил не будет. Вот тебя, казак, как зовут?

– Петро, – сказал усеянный веснушками улыбчивый парень.

– А к какому ты куреню приписан, пан Петро?

– К Уманскому.

– Так ты еще к моему родному куреню приписан?! А знаешь ли ты, сынку, как в Уманском курене казачков тренируют?

– Знаю, дядьку, – угрюмо буркнул Петро, и голова его вобралась в плечи.

– Вот и я вас так тренировать буду, только еще крепче! – потряс он кулаком в воздухе.

– А потом что будет, пан Иван?

– Когда потом?

– Когда пан Михайло долг вернет?