Я пытаюсь сообразить, что к чему. Я читала его в постели, потом отнесла вниз, когда шила мешочки для Сэмми, кажется, так? Я думаю, что вроде бы сунула его обратно на полку. Да, точно. Так и есть.

Поставила среди сборников рецептов на прежнее место.

У всех на виду.

Туда, где он всегда стоял, и любой мог его найти. Я встаю.

— Думаю, мне надо идти.

— Позвоните мне, если потребуется подкрепление.

Когда я поднимаюсь к себе, выясняется, что весь свет там выключен, и Ноа нигде нет.

Чувствуя себя по-дурацки, я начинаю звать его, хожу по всей квартире, включаю везде свет, заглядываю в каждый угол. Я посмотрела в своей жизни достаточно триллеров, чтобы знать: мне обязательно нужно проверить, не спрятался ли он за дверями или занавесками. Я даже захожу в ванную, не переставая кричать, и отдергиваю занавески душа.

До меня доходит, что я веду себя совсем как в детстве. Точно так же мы с Натали обыскивали все уголки после просмотра какого-нибудь ужастика. Однако в доме сегодня вечером определенно какие-то странные вибрации. Бедфорд съежился в своем вольере, он начинает поскуливать, когда я его оттуда выпускаю. Что-то здесь не так… будто воздух каким-то образом внезапно испортился, будто все молекулы перемешались и не смогли до моего возвращения вернуться на свои места.

— Ноа! — зову я. — Ты тут?

Ответа нет. Дверь его спальни открыта, свет выключен.

— Ноа?

Я щелкаю выключателем и вижу, что постельное белье снято, а в шкафу нет ничего, кроме пустых плечиков. Бедфорд лижет мне руку.

В коридоре стоит пустая картонная коробка, спортивный носок Ноа завалялся под ковриком в ванной. Значит, он наконец-то забрал свои вещи.

Но когда он заходил, до разговора с матерью или после? Вот в чем вопрос. Я бегу к себе в комнату и лезу в бельевой ящик, футболка на прежнем месте, и я встряхиваю ее, ища в рукаве письмо Бликс.

Его нет. Оно исчезло.

На всякий случай я выворачиваю футболку наизнанку, но безрезультатно. Я чувствую, как к глазам подступают горячие слезы. Как же я не догадалась, что в какой-то момент Ноа попытается найти письмо? Ноа же даже спрашивал у меня о нем, как же я могла счесть, что оно будет в безопасности в ящике с нижним бельем? Конечно, он собирался заняться поисками!

Патрик пищет мне:

«Слышу, как вы бегаете. Он там?»

«Его нет. Шкаф пустой».

«Клад в безопасности?»

«Патрик, письмо пропало! То, которое Бликс написала мне. Мне плакать хочется».

«Как насчет ДРУГОГО клада?»

«Сейчас проверю. Иду, иду… в кухне… ДА! Книга заклинаний и дневник на полке. Живы-здоровы».

«Ради бога, шифруйте свои сообщения! Разве так скрывают улики?!»

«Извините, забыла, что я теперь #подприкрытием. Сейчас вспомню свои шпионские навыки. Отныне зовите меня Наташей».

«ЗАМОЛЧИТЕ, Я В ЖИЗНИ О ВАС НЕ СЛЫШАЛ».

Я беру с полки книгу и иду с ней вниз. Возьму сегодня ее с собой в постель. А завтра позвоню Чарльзу Санфорду и расскажу, что случилось.

Компетентное мнение Бедфорда заключается в том, что мы должны выйти на прогулку, чтобы он мог сделать свои дела, а потом мне следует запереться на ночь в спальне, просто на всякий случай. Он ложится на пол носом к двери и каждые несколько минут рычит в подтверждение своей точки зрения.

Я практически уверена, что Ноа сегодня не вернется, но откуда мне знать? Я и подумать не могла, что Ноа до такой степени хочет заполучить этот дом. А он определенно озабочен этим.

Я подхожу к Бедфорду и чешу ему за ухом, приговаривая:

— Никого тут нет, малыш, только мы с тобой. Иди ко мне на кровать. Все хорошо.

Наконец он встревоженно забирается на кровать и устраивается у меня в ногах, но фары каждой проезжающей по улице машины посылают в наше окно сноп света, который проползает по стенкам и исчезает в углу. И Бедфорд каждый раз поднимает голову и порыкивает. То и дело до нас доносятся шумы — потрескивает, оседая, дом, гремит в батареях, смеются прохожие, хоть сейчас и середина ночи. Звук автомобильного выхлопа — и мы с Бедфордом подскакиваем на месте.

Наконец Бедфорд кладет голову на подушку, но еще долго лежит с открытыми глазами, хотя я думаю, что нам обоим давно следовало бы спать. Он словно знает, что с дурными вибрациями еще не покончено.

А я ужасно грущу по исчезнувшему письму. По моей связи с Бликс.

38

МАРНИ

В среду днем я наконец-то возвращаюсь домой из магазина, волоча восьмикилограммовую индейку и пакеты с другими продуктами — их так много, что я вызываю «Убер», вместо того чтобы воспользоваться подземкой.

Бедфорд даже оживленнее обычного, поэтому, выложив покупки, я беру его на поводок и вывожу на улицу. Но он ничем особенно не интересуется, с унылым видом орошает струей бортик тротуара, а потом садится на крыльцо и выжидающе смотрит на меня, словно это мне надо было выйти, а не ему.

Когда мы возвращаемся домой, он устремляется в спальню.

Моя голова полна кулинарных планов, но Бедфорд лает и носится вокруг… и тут-то по моему телу начинают бегать мурашки испуга.

Я иду за ним в спальню Бликс, которая выглядит иначе, не так, как два часа назад, когда я ее оставила. Ящики комода выдвинуты, и моя фланелевая пижама валяется на полу. А стены — они голые! Ну, не совсем, но с них сняты рисунки Бликс, ее талисманы, ее тканые панно.

И моя постель — она перерыта, одеяла расшвыряны.

Дыхание перехватывает в груди, когда я подбегаю к кровати и поднимаю подушку, под которой прятала «Энциклопедию заклинании».

Книги нет. Я роюсь в простынях и одеялах, заглядываю под индийское покрывало, смотрю на полу с другой стороны кровати.

Бедфорд глядит на меня.

Тайны Бликс исчезли. Я сползаю на пол.

Патрик приходит сразу, как только я ему звоню. Я впускаю его, мы идем по комнатам, я показываю ему все места, где висели раньше картины и поделки. В гостиной, в кухне, в коридоре — везде на стенах виднеются светлые пятна с торчащими гвоздиками.

У меня просто разрывается сердце.

Патрик говорит, что мне следует немедленно позвонить Чарльзу Санфорду, что я и делаю, но тот не снимает трубку. Ладно. Сегодня все-таки канун Дня благодарения, поэтому многие уже уехали на реку или в лес, вместо того чтобы сидеть у себя в офисах.

— Как вы думаете, мы должны