Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Гитлер, однако, совсем не восхищался протестантизмом, хотя как национальную немецкую религию ставил гораздо выше более космополитического католицизма. Была даже попытка основать «немецкую национальную церковь». Под давлением национал-социалистов и при активном участии симпатизировавшей им фракции «немецких христиан» синод евангелической церкви в Германии избрал 27 сентября 1933 года пастора Кенигсбергского военного округа Людвига Мюллера «епископом Рейха». Гитлер потребовал от него создать евангелическую автокефальную «Церковь Рейха», но эта затея провалилась, встретив противодействие большинства германских лютеран.
Уже в 1941 году фюрер сожалел, что «нам не повезло, что наша религия убивает радость красоты. Протестантское ханжество еще хуже, чем католическая церковь». Но тут же добавил: «Я не занимаюсь догматами веры, но и не потерплю, чтобы священник занимался земными делами. Надо так сломать организованную ложь, чтобы государство стало абсолютным властелином». А 13 декабря 1941 года, выразив неосновательную надежду, что «война идет к концу», Гитлер с гордостью добавил: «У меня шесть дивизий СС, ни один из этих солдат не ходит в церковь, и тем не менее они со спокойной душой идут на смерть». Поэтому-то на ременных пряжках эсэсовцев было выгравировано не «С нами бог», как у солдат вермахта, а «Моя честь – верность». Гитлер возмущался германскими министрами и генералами, которые убеждены, что «нам не победить без благословения церкви».
Объективно национал-социалистической партии и государству никакая церковь не была нужна. Католическую церковь, более склонную к земным делам и следованию принципам гуманизма независимо от позиции светских властей, нацисты всячески принижали, протестантскую, как в большей мере «национально мыслящую», до поры терпели. Но в будущем, в случае победы Германии в войне, протестантам все равно была уготована не слишком завидная участь: слиться в полностью огосударствленной единой церкви. Как говорил Гитлер в узком кругу соратников, «война когда-нибудь кончится. Последней великой задачей нашего времени станет тогда решение проблемы церкви. Лишь тогда немецкая нация может считать свое будущее обеспеченным».
24 октября 1941 года, когда германские танковые колонны рвались к Москве, Гитлер утверждал, что «большевики полагают, будто могут одержать триумф над всевышним… Но мы, откуда бы мы ни черпали свои силы, будь то из катехизиса или философии, имеем возможность сделать шаг назад, в то время как они со своим материалистическим мировоззрением в конце концов съедят друг друга». В действительности Гитлер и его соратники возомнили себя выше бога и хотели продиктовать судьбу всему человечеству, для большинства – страшную. Но самой страшной в итоге она оказалась для самих немцев.
А в «Моей борьбе» Гитлер, выставляя себя философом, чья вера в бога носит внецерковный характер, признавал для масс необходимость церковных догматов. Он писал: «В нашем мире религиозные люди не могут обойтись без догматических обрядностей. Широкие слои народа состоят не из философов: для массы людей вера зачастую является единственной основой морально-нравственного миросозерцания… Если мы хотим, чтобы религиозные учения и вера действительно господствовали над умами широких масс народа, мы должны добиваться того, чтобы религия пользовалась безусловным авторитетом… Сотни тысяч более высокоразвитых в умственном отношении людей отлично проживут и без этих условностей. Для миллионов же людей эти условности совершенно необходимы… Только благодаря догмату религиозная идея, вообще говоря, поддающаяся самым различным истолкованиям, приобретает определенную форму, без которой нет веры… Политику приходится прежде всего думать не о том, что данная религия имеет тот или другой недостаток, а о том, есть ли чем заменить существующую, пусть и не вполне совершенную, религию. И пока у нас нет лучшей замены, только дурак и преступник станет разрушать старую веру». После прихода нацистов к власти в качестве замены религии стала все больше выступать расовая доктрина НСДАП, пропагандирующая борьбу за «жизненное пространство для наиболее полноценной германской расы».
Гитлер призывал к объединению всех сторонников христианских конфессий для борьбы с «еврейской опасностью»: «Сотни тысяч членов нашего народа гибнут в результате отравления крови, а мы проходим мимо всего этого, будто совершенно слепые. Эту свою гнусную работу евреи проводят совершенно планомерно. Эти черноволосые паразиты совершенно сознательно губят наших неопытных молодых светловолосых девушек, в результате чего мы теряем невосстановимые ценности. И что же?.. И католический, и протестантский лагери относятся совершенно равнодушно к этим преступлениям евреев и не замечают, как эти паразиты народов преступно уничтожают самые ценные, самые благородные дары божии на земле. Судьбы мира решаются не тем, победят ли католики протестантов или протестанты католиков, а тем, сохранится ли арийское человечество на нашей земле или оно вымрет.
И при таком положении вещей католические и протестантские лагери не умеют соединиться против врагов человечества, а вместо этого подумывают, как бы уничтожить друг друга! Мы считаем, что обязанность подлинных патриотов – позаботиться о том, чтобы верующие обоих лагерей перестали всуе поминать имя божие, а стали бы наделе выполнять волю божию и сумели бы помешать евреям позорить дело божие. Разве не божья воля создала человека по образу и подобию творца всевышнего? Кто разрушает дело божие, тот ополчается против воли божией…
Национальное единство нельзя укрепить тем, чтобы разжечь войну между католиками и протестантами. Только при взаимной уступчивости, только при одинаковой терпимости с обеих сторон можно изменить нынешнее положение вещей и добиться того, чтобы в будущем нация действительно стала единой и великой».
Беда была, однако, в том, что национальное единство и взаимная терпимость немцев разных христианских вероисповеданий друг к другу пытались цементировать неприкрытой расовой ненавистью.
В «Застольных разговорах» фюрер настаивал, что «партия хорошо делает, что не вступает ни в какие отношения с церковью. У нас никогда не устраивались молебны в войсках. Пусть уж лучше – сказал я себе – меня на какое-то время отлучат от церкви или предадут проклятию. Дружба с церковью может обойтись очень дорого. Ибо, если я достиг чего-либо, мне придется во всеуслышание объявить: я добился этого только с благословения церкви. Так я лучше сделаю это без ее благословения, и мне никто не предъявит счет…
Если бы не националисты-добровольцы, то в 1918–1920 годах священники у нас стали бы жертвой большевизма. Попы опасны, когда рушится государство. Тогда они собирают вокруг себя темные силы и вносят смуту: какие только трудности не создавали папы римские германским императорам! Я бы с удовольствием выстроил всех попов в одну шеренгу и заставил побеспокоиться о том, чтобы в небе не появились английские или русские самолеты. В данный момент (осенью 1941 года. – Б. С.) больше пользы государству приносит тот, кто изготавливает противотанковые орудия, чем тот, кто машет кропилом…
В наши дни человек, знакомый с открытиями в области естествознания, уже не сможет всерьез воспринимать учение церкви: то, что противоречит законам природы, не может быть божественного происхождения, и господь, если пожелает, поразит молнией также и церковь. Целиком основывающаяся на взглядах античных мыслителей, религиозная философия отстает от современного уровня развития науки. В Италии и Испании это закончилось резней (Гитлер намекал на процессы инквизиции, не считая «резней» убийство миллионов, которое вызвало к жизни его антихристианское учение. – Б. С.).