— Молчит? — спросил один из охранников у оперативника.

— Никуда не денется, — ободряюще отозвался опер, но на душе у него было тошно. Аристарх ждал результатов, а их-то как раз у него не было. Отойдя от палаты, увидал идущего навстречу ему Исая, по обыкновению в джинсовом одеянии.

— Ну как он там, оклемался? — спросил тот, подходя и пожимая оперу руку. — Разговаривать может?

— Разговаривать может, да только толку от этого пока нет! — раздраженно дергая ворот синей рубахи, сказал оперативник. — Молчит, кобель, ничего не говорит про Папу!

— Не вешай нос, — серьезно, без эмоций отозвался Исай. — Главное, что он в наших руках и не забыл родную речь. Раскачаем, никуда не денется. У вас, у полиции, свои методы, а у нас — свои. Пойду я тоже поговорю с ним!

— Давай, — согласился опер. — Может, тебе повезет больше. Понимаешь, кровь из носа, нужна информация, время работает уже против нас! А этот таракан молчит, как будто Дусев ему язык вырвал!

Возле палаты в коридоре неприкаянно топтались больные, выскользнувшие оттуда, когда пришел оперативник. Каждый со своей болячкой. Кто со сломанной рукой, кто на костылях, кто с бинтом на голове. Всем уже чертовски надоело торчать в коридоре, смотреть на крашеные стены, на плакаты на них. Они по нескольку раз перечитали тексты и изнывали от нетерпения вернуться в палату к своим кроватям. Завидовали уже тем двум лежачим, которые остались в палате. Хотя по большому счету завидовать было нечему. И когда вышел оперативник, готовы были ринуться в дверь. Но охранники остановили, ожидая команды от Исая. Тот прошел внутрь, попросив больных еще немного подождать. Те посмотрели ему в спину с раздражением.

Увидав в дверях новое лицо, подельник Дусева в кровати, трогая бинт, забухтел:

— Еще один пожаловал! Вы что там, в очереди стоите? Я уже сказал менту, что ничего не знаю.

Опершись двумя руками на спинку кровати, Исай скучным голосом проговорил, будто напомнил подручному Папы о том, о чем тому давно уже известно:

— Ты же знаешь, что полиция собирается переводить тебя в изолятор. Ты уже на поправку пошел. Я пришел снять охрану.

Впервые услышав это, раненый опешил от новости:

— На какую поправку? Никто не говорил про изолятор. Я еще лежачий!

Глядя колкими холодными глазами поверх его головы, Исай тем же голосом произнес:

— Ничего, тебе уже лучше, а там оклемаешься совсем! Начинай двигаться!

— Вот ментяры козлистые! — покраснел от напряжения парень, дергая нижней челюстью. — У меня еще вон кровь на бинтах!

— Это не мое дело, — давил дальше Исай. — На кой черт ты мне сдался? В честь чего я тебя должен охранять? Ты мне не сват и не брат, чтобы я тебя от всех спасал. Те, кто тебя у музыкальной школы не добил, теперь выбирают момент, чтобы прикончить. И Папе ты больше не нужен — ты теперь лишний свидетель. Засветился везде. Проще от тебя избавиться, чем вытаскивать отсюда. Пока суд да дело с изолятором, ты окажешься трупом. Думаю, менты тебя здесь не уберегут. Кагоскин всех чертей в больнице знает. Он уже через полчаса будет знать, что ты остался без охраны. Быстро подсуетится. Вколют тебе укол не тот, который надо, — и конец мечтам придурка. В общем, оставляю тебя на съедение. Не думаю, что без моей охраны ты протянешь долго. А мог бы, если б сдал мне Папу.

— Не гони пургу, охранник! — пыжась, вытолкнул из себя раненый, мотая косматой головой, однако по срывающемуся голосу чувствовалось, что он забеспокоился. — Про Кагоскина, про Папу дерьмо мелешь!

— Бузи дальше! — безразлично пожал плечами Исай. — Мне на тебя начхать, у тебя свои мозги. Кстати сказать, куриные. Даже если менты успеют тебя забрать отсюда, то в изоляторе тебя братки прижучат. Слушок пошел, что ты закладываешь своих. Ты Папу знаешь — он легок на расправу. Братки ждут, не дождутся, когда ты останешься без охраны. Не завидую я тебе, парень.

— Какой слушок, какой слушок? — вытаращился парень, шевеля носом. — Что ты базаришь?!

Намеренно нагнетая атмосферу, Исай скучно и безразлично продолжил:

— Не я базарю — народ базарит и к Папе базар приносит. Думаешь, Папа спрашивать у тебя будет? Нет! По твою душу пришлет подручных! Жди!

Приподнявшись на локоть, в испуге не чувствуя, как болью прокололо тело, он тупо смотрел на Исая и туго соображал.

Оторвав руки от спинки кровати, Исай выпрямился, оглянулся на дверь:

— Прощай! Боюсь, что вперед ногами вынесут тебя из этой палаты. К воротам рая, если грехов на тебе нет! Ну а если грешен — тогда к воротам ада! — Направился к выходу, открыл дверь и громко, чтобы тот четко расслышал, произнес: — Охрана, уходим! — И захлопнул за собой дверь.

Оставшись в оторопи, подельник расширил глаза и разинул рот, растерянно моргая вытаращенными глазами. Пришел в себя минуты через две, стал стучать рукой по тумбочке и кричать:

— Эй, погоди!

Но ему никто из коридора не ответил.

В двери стали входить больные. И вошедший первым долговязый, смуглый, в трико и широкой рубашке, просто накинутой на плечи, мужчина с перевязанным плечом спросил:

— Ты чего разорался?

Протягивая руку в направлении двери, парень, заикаясь, спросил:

— Там… это… стоит охрана?

Вялым голосом долговязый ответил, неспешно укладываясь на свою кровать:

— Ушли все. Никого нету. — Поправил подушку, сел, потом лег набок, на здоровое плечо, отвернувшись к окну, явно не имея намерения продолжать беседу.

Задергавшись, паникуя, парень застонал от боли. И остальным больным, плетущимся к своим кроватям, шаркающим подошвами тапок по полу, закричал:

— Мужики, верните того, который только что был у меня!

В ответ ему коренастый, с крупными зубами впереди, в красной футболке, с лангетой на руке, недовольно буркнул:

— Слышь, осточертело из-за твоих гостей по коридору мотаться!

Взбеленившись, раненый выпучил глаза, замахал здоровой рукой в воздухе и с угрозой в голосе захрипел:

— Козлы, я из ваших шкур решето сделаю!

Входивший последним маленький курносый паренек в длинной рубашке навыпуск, с перевязанными пальцами левой руки, выскочил из палаты и побежал вдогонку за Исаем.

Уверенный, что так оно и будет, Исай распорядился охранникам на время скрыться с глаз, а сам остановился на межэтажной площадке и стал ждать, делая вид, что звонит по телефону. Скоро сверху к нему подбежал курносый паренек и потянул назад в палату. Покочевряжившись для порядка, Исай согласился вернуться. Снова ступил в палату вслед за курносым. Подручный Папы, явно обрадовавшись ему, изобразил на лице некоторое подобие примирительной улыбки и выпалил:

— Слушай, братан, ты чего, обиделся, что ли? Какой, к черту, рай или там ад?! Мне туда рано еще! Только без ментов! Даешь слово?!