— Открой крышку люка резервуара, Мелани.

— Я… боюсь.

— Не бойся. На этот раз ты не будешь там одна. Я буду с тобой. И не позволю случиться ничему плохому.

— Я боюсь, — повторила Мелани.

Эти два слова прозвучали как обвинение. Ты не смогла защитить меня раньше, мама, так почему я должна поверить, что сможешь защитить теперь?

— Открой крышку люка, Мелани.

— Это там, — у девочки дрожал голос.

— Что там?

— Выход.

— Выход из чего?

— Выход из всего.

— Я не понимаю.

— Выход… из меня.

— Что это означает?

— Выход из меня, — повторила девочка очень печально.

Лаура решила, что она еще слишком мало знает, чтобы правильно интерпретировать ответы девочки.

И если станет и дальше задавать вопросы, то ответы будут только еще больше сбивать ее с толку.

Поэтому она решила, что прежде всего нужно отправить Мелани в резервуар и выяснить, что там происходило.

— Крышка перед тобой, сладенькая.

Девочка молчала.

— Ты ее видишь?

— Да, — с неохотой ответила Мелани.

— Открой люк, Мелани. Хватит топтаться на месте. Открой люк прямо сейчас.

С протестом и отвращением, отразившимися на детском личике, девочка подняла руки и взялась за крышку люка, которая для нее, в гипнотическом состоянии, была совершенно реальной, тогда как ни Лаура, ни Дэн крышку эту, естественно, не видели. Потянула на себя, а когда люк открылся, Мелани обхватила себя руками и задрожала, словно стояла на холодном ветру.

— Я… она… я ее открыла.

— Это дверь, Мелани?

— Это крышка люка. В резервуар.

— Но это также дверь в декабрь?

— Нет.

— А что такое дверь в декабрь?

— Выход.

— Выход из чего?

— Выход… выход из… резервуара.

Ничего не понимая, Лаура глубоко вдохнула.

— Забудь об этом. Сейчас я хочу, чтобы ты просто вошла в резервуар.

Мелани опять заплакала.

— Входи, сладенькая.

— Я… я б-боюсь.

— Не нужно бояться.

— Я могу…

— Что?

— Если я войду… я могу…

— Можешь что?

— Кое-что сделать, — мрачно ответила девочка.

— Что ты можешь сделать?

— Что-то…

— Скажи мне.

— Что-то ужасное, — едва слышно выдохнула Мелани.

Не зная, правильно ли она поняла дочь, Лаура переспросила:

— Ты думаешь, что-то ужасное может случиться с тобой?

— Нет, — еще тише.

— Ну, тогда…

— Да.

— Что же?

— Нет… да…

— Сладенькая?

Молчание.

На лице ребенка теперь отражался не только страх. Появилось новое чувство, возможно, отчаяние.

— Хорошо, — продолжила Лаура. — Не бойся. Успокойся. Расслабься. Я здесь, рядом с тобой. Ты должна войти в резервуар. Ты должна в него войти, но с тобой все будет в порядке.

Напряжение покинуло Мелани. Она обмякла, сидя на стуле. Но лицо оставалось мрачным. Хуже, чем мрачным. Глаза вдруг глубоко запали. Создавалось ощущение, что они уходили все глубже и глубже, так что скоро глазницы могли остаться пустыми. Лицо побледнело до такой степени, что буквально превратилось в маску из алебастра, губы стали такими же бескровными, как кожа. Тело ее приобрело какую-то особенную хрупкость, словно место плоти, крови и костей заняли тончайшая бумага и легчайший порошок. Казалось, она могла разлететься на мельчайшие частички, стоило кому-то громко заговорить или махнуть в ее сторону рукой.

— Может, хватит для одного дня? — подал голос Холдейн.

— Нет, — возразила Лаура. — Мы должны это сделать. Это самый быстрый способ выяснить, что же, черт побери, происходит. Я могу провести ее по воспоминаниям независимо от того, насколько они плохие. Я такое уже делала. У меня хорошо получается.

Но когда Лаура посмотрела через столик на свою тающую на глазах дочь, у нее засосало под ложечкой, и ей пришлось бороться с подкатившей к горлу тошнотой. Ей показалось, что Мелани умерла. Она сидела, обмякнув, с закрытыми глазами, не шевелясь, лицом напоминая холодный труп. Черты лица застыли в последней, болезненной гримасе смерти.

Могли эти воспоминания оказаться столь ужасными, что убили бы Мелани, если бы она попыталась вытащить их на свет божий?

Нет, конечно же, нет. Лаура не слышала, чтобы гипнотерапия грозила опасностью психике пациента.

И однако… Мелани вернули в серую комнату, заставили говорить о стуле, на котором ее мучили электрошоком, заставили забраться в камеру отсечения внешних воздействий… да, все это просто выпило из девочки жизненные силы. Если воспоминания могли вампирить, то эти точно вампирили, высасывая из Мелани саму жизнь.

— Мелани?

— М-м-м-м-м-м-м?

— Где ты сейчас?

— Плаваю.

— В резервуаре?

— Плаваю.

— Что ты чувствуешь?

— Воду. Но…

— Но что?

— Но эти ощущения тоже уходят…

— Что еще ты чувствуешь?

— Ничего.

— Что видишь?

— Темноту.

— Что слышишь?

— Мое… сердце… бьется, бьется… Но… это… тоже уходит…

— Чего они от тебя хотят?

Молчание.

— Мелани?

Нет ответа.

— Мелани, не уходи от меня. Оставайся со мной.

Девочка шевельнулась, вздохнула, пусть и неглубоко, и создалось впечатление, что она вернулась с далекого, темного берега реки, которая несла свои черные воды между этим миром и последующим.

— М-м-м-м-м.

— Ты со мной?

— Да, — ответила девочка, но так тихо, словно это было всего лишь тенью мысли.

— Ты в резервуаре. Все в нем как обычно… за исключением того, что на этот раз с тобой я: спасательный круг, рука, за которую можно ухватиться. Ты понимаешь? А теперь… плавай. Ничего не чувствуя, ничего не видя, ничего не слыша… но почему ты здесь?

— Чтобы научиться…

— Чему?

— … отпускать.

— Что?