В страшном разговоре с отцом – бабушка, царствующая королева, говорить на эту тему с внуком не осмелилась – принц бросил в лицо отцу обвинения в лицемерии и в убийстве матери. Мачеху, герцогиню Корнуоллскую, он люто ненавидел, едва соглашаясь держать себя в рамках, – а в ответ на требования отца взорвался, как пороховой погреб. Самым страшным из того, что он сказал, было то, что в случае, если ему запретят брак со своей избранницей, он обвенчается тайно и будет жить с ней в САСШ или в России.

Сразу после этого было принято решение об убийстве избранницы принца.

Это решение никем не обсуждалось и никак не протоколировалось, его принял секретарь Ее Величества, опираясь на невысказанное пожелание монарха и на явную угрозу престолу. Этот человек, которого за все его деяния следовало бросить на сковородку с кипящим маслом, отвечал за тайные связи Виндзорской династии с могущественными тайными силами – «черными банкирами», происходящими еще со времен Венецианской республики, тайными континентальными орденами и подрывными организациями заговорщиков, международной наркомафией, с которой британская монархия была тесно связана еще со времен китайских опиумных войн, тузами военно-промышленного комплекса. В подобном случае следовало получить хотя бы молчаливое согласие принца-консорта, но не было сделано и этого.

Монархия хороша тем, что дворяне выполняют порой даже невысказанные пожелания короля. И с одна тысяча сто семидесятого года мало что изменилось[85].

Королевский секретарь связался с доверенными людьми на Воксхолл-Кросс, те задействовали тайный отряд Пагода, избранницу принца выманили в САСШ по еще одному звонку королевского секретаря – и дело пошло…

Девушку они убили просто и чисто, без особых проблем. Точно так же, как в свое время убили еще одну несчастливую принцессу – ослепили специальным, особо мощным фонарем-вспышкой, когда она ехала по дороге на большой скорости. Никто из них не испытывал никакого чувства сожаления и стыда – хотя только что они убили не только ни в чем не виноватую, едва начавшую жить девушку, но и избранницу сердца человека, который, возможно, в будущем будет править их страной. Просто им отдали приказ, и они его выполнили. Все.

Нужно было уходить, но их контактер, человек из одной известной адвокатской и лоббистской фирмы с офисом в Вашингтоне, приказал им остаться. И ждать. Они переехали в другой мотель и залегли на дно…

Потом они получили еще один приказ.

Джим, единственный из патруля, который имел выход на контактера, остановил свой прокатный «Бомонт»[86], который он взял еще в Монреале, на стоянке – но не на стоянке мотеля, а на стоянке расположенного рядом торгового комплекса – молла. На самом деле от этого молла до их мотеля была едва ли не миля, но для тренированного, подготовленного бойца САС миля была не расстоянием. Сначала он зашел в молл, набрал большой пакет примитивной и сытной еды, потом пересек стоянку и нырнул в окружающий храм Меркурия сумрак.

Перед тем как выйти на освещенную площадку перед мотелем, где стояли машины, он долго стоял в темноте, стоял неподвижно, смотря на то, что происходит на залитом неживым, искусственным светом пространстве стоянки. Ему не нравилось то, что трое молодых людей стояли у довольно дорогого на вид небольшого вэна с тонированными стеклами, причем один из них явно исполнял роль часового. Загадка разрешилась через две с небольшим минуты – все трое нырнули в вэн и отъехали, явно радуясь своему новому бесплатному приобретению, которое через двенадцать часов будет либо разобрано на запчасти, либо пойдет в Мексику с перебитыми номерами. Загадка разрешилась, но Джим осматривался еще минут десять, ища малейшие признаки опасности. Багряный огонек сигареты на черном бархате ночи, машина с тонированными стеклами или лишней антенной, не горящий свет в соседних домиках, указывающий на тихо и быстро проведенную эвакуацию. Но ничего подобного не было, мотель жил своей обычной жизнью: кто-то пил, кто-то трахался, кто-то просто спал – и Джим скользнул к своей дверце.

– Чисто, – предупредил он стоящего на стреме Рика, передавая ему пакет, – буди остальных. Есть дело.

Через несколько минут спецназовцы уже наворачивали мясные консервы (гражданские, кстати, имеют совсем не такой вкус, как армейские, только живот набить), а на туристической спиртовке варились спагетти с приправой.

– Ну, что? Ромео – танго – браво[87]? – спросил окончательно проснувшийся Тим, орудуя своей гоночной ложкой в почти опустевшей консервной банке.

– Держи карман шире, – сказал Джим, доставая из кармана фотографию человека средних лет с ранней проседью в волосах, – у нас новая цель.

Фотографии пошли по рукам. Человек на фотографии выглядел лет на сорок… но это потому, что седина старила его. Он был сфотографирован в хорошем деловом костюме и напоминал главу правления какой-то серьезной корпорации. Еще на одной фотографии – эта была на документы – он выглядел чуть моложе. Вообще, седина старила этого человека.

– Я знаю этого парня, – мрачно сказал Рик, когда фотография перешла к нему, – и это не самая легкая цель из возможных.

– Откуда? Кто он?

– Этот парень был в розыске, САС ориентировали на него. Русский оперативник, совершил преступление против Короны. Он был в списке чрезвычайной опасности.

Сказанное не добавило САСовцам оптимизма. Одно дело – убить глупую двадцатилетнюю девчонку, которая думает только о тряпках, возлюбленном и новой машине с открытым верхом, и совсем другое – выйти на охоту на опасного, подготовленного, изощренного врага, который проходит по спискам чрезвычайной опасности. Фотографии описали круг и пошли по рукам по второму разу.

– Ты помнишь, как его зовут? – спросил Джим, командир патруля.

– Не помню. Его разыскивали под псевдонимом. Кажется – это маньяк-убийца.

Еще не легче…

– Маньяк-убийца? Почему же тогда он не в психушке? – спросил Тим.

– Постой-ка, – сказал Ник командиру, – тебя что, не предупредили о том, кто это такой?