глубине души я знала, что могла заболеть раком, но вводила себя в заблуждение, думая, что не могу умереть от чего-то другого. «Со мной не случится ничего плохого», – убеждала я себя в собственной неуязвимости, уверенная, что неудачу не заинтересует моя личность, я могу рисковать и всегда буду выигрывать. Это было моим напоминанием о том, что я – не моя мать, когда, разумеется, внутри таился противоположный страх.

Ощущать уязвимость и вести себя так, словно ты неуязвима, – настолько распространенное поведение, что психологи придумали ему название: контрофобные механизмы. Если акрофоб берет уроки пилотирования, чтобы справиться с боязнью высоты, дочери без матерей пытаются унять страх смерти, принимая на себя риски, которые создают иллюзию контроля над судьбой. Чтобы ощутить приятное возбуждение и признание, которое приносит рискованное поведение и победа, они нередко начинают делать все, чтобы повысить вероятность развития болезни матери. Например, начинают курить, если их мать умерла от рака легких.

«Некоторые женщины ведут себя сдержанно не только в отношении здоровья, – утверждает доктор Милберн. – В отличие от мужчин, женщины, как правило, водят аккуратнее и не прыгают из самолетов. Риск, который они принимают, обычно связан с людьми. Например, они стараются испортить отношения. Я часто видела, как женщины реагируют на свой страх болезни или смерти постоянной сменой сексуальных партнеров».

Как обнаружили Динс-Радж и Эрликмен, участники их исследования, которые боялись умереть по той же причине, что умерли их родители, чаще остальных приобретали вредные привычки вроде курения или плохого питания. По мнению ученых, это могло быть связано с тем, что дети подражают поведению родителей, или с тем, что плохое здоровье является последствием горя. Но доктор Динс-Радж считает, что смерть родителя вызвала у детей ощущение фатализма, которое, в свою очередь, привело к убеждению: «Раз моя судьба – умереть молодым, или если болезнь заложена в моих генах, зачем заботиться о себе?».

Как обнаружили исследователи, многие женщины, находящиеся в группе риска, не уделяют себе внимания. Когда Кэтрин Кэш, доктор философии, работала главным психологом в Центре предотвращения рака имени Странг в Нью-Йорке, она изучала женщин из группы риска развития рака груди. Она ожидала, что женщины, считавшие себя наиболее уязвимыми, будут чаще остальных проходить скрининг. Но она ошибалась. Женщины, которые больше других боялись рака груди, редко ходили к маммологу и часто отменяли или пропускали назначенные проверки. «Эти женщины думают, что, если чувствуют себя хорошо, ничего проверять не нужно, – поясняет доктор Кэш. – По их мнению, если ты не ходишь на скрининг, у тебя ничего не найдут, потому что без скрининга поставить диагноз нельзя».

32-летней Бренде было 16 лет, когда ее мать умерла от рака груди. Поскольку у ее бабушки по материнской линии тоже был рак, она считает, что попадает в группу риска. Но воспоминания о двухлетней болезни матери не дают Бренде следить за собой.

Наверное, вы думаете, что я бережно отношусь к своему здоровью, но это не так. Я просто не могу заставить себя пройти проверку груди. У меня в ванной комнате висит напоминание, но я не могу. Моя старшая сестра уже сделала маммографию. Я еще достаточно молода для этого, но знаю, как важны ранние проверки. Я просто должна смириться с этим и начать относиться к своему здоровью серьезно. С тремя девочками в семье шансы таковы, что одной из нас предстоит столкнуться с раком. Каждый Новый год я обещаю себе начать ходить к врачу, но меня охватывает страх. Я не готова к этому. Я не выдержу.

Избегание становится опасным, если оно мешает женщине заботиться о себе. Если мать уклонялась или отказывалась от медицинской помощи, избегание может стать попыткой дочери наладить с ней связь. Я не хочу сказать, что женщины без матерей осознанно хотят умереть. Я не знаю ни одной женщины, кто искренне надеется заболеть чем-то смертельным. Но знакома с женщинами, которые очень нуждались в связи – любой – с умершими матерями. Например, женщина, чья грузная мать умерла от сердечной недостаточности, может спустя многие годы набрать вес, чтобы навредить своему сердцу. Или женщина, чья мать покончила с собой, может отказываться от помощи психолога во время приступов депрессии.

22-летняя Стейси, чья мать умерла из-за СПИДа три года назад, говорит, что ужасно боится умереть по той же причине, но почти не пытается защититься. Она несколько раз сдавала тесты на ВИЧ и всегда получала негативные результаты. «Самое страшное в этом – то, что смерть матери из-за СПИДа не заставила меня принять обет безбрачия или хотя бы проявлять большую избирательность по отношению к мужчинам, – признается Стейси. – На самом деле после ее смерти я вела себя очень развязно. В глубине души я нуждалась в любви и хотела сбежать, поэтому получала желаемое через мужчин. Я даже не испытывала никаких ощущений во время секса, но по какой-то причине мне казалось, что я должна встречаться с мужчинами, чтобы навредить себе. Это было странно – я почти желала навлечь на себя болезнь, чтобы ощутить боль матери. Иногда мне казалось и до сих пор кажется, что я заслуживаю той же боли, потому что несправедливо испытывать такую боль в одиночку».

Мама Стейси заразилась ВИЧ через секс с мужчиной, и ее дочь чувствовала, что обязана сделать то же самое. Шила оказалась в схожем переплетении связи и риска. Она говорит, что злоупотребление наркотиками и алкоголем в школьные и студенческие годы позволяло ей ощутить близость к матери, которая много пила в том же возрасте. «Я впервые попробовала алкоголь в 15 лет. Именно в этом возрасте моя мама начала пить, – вспоминает Шила. – Я использовала ее защитные навыки для психологического бегства. Моя тетя даже заметила, что я пила джин, как и моя мать». Лишь начав отделяться от матери после 20 лет и впервые оплакав ее смерть, Шила смогла остановить свое саморазрушительное поведение – и перестала думать, что скоро умрет.

Я окончила колледж, устроилась на работу и начала получать признание коллег. Лишь тогда моя самооценка укрепилась. Я действительно занялась своим горем, связанным со смертью матери, и гневом к отцу. Когда я столкнулась лицом к лицу со своими эмоциями, которые так старательно держала на привязи, наконец смогла понять, кем была. Я перестала относиться к себе лишь как к дочери своей матери.

Я больше не принимаю чрезмерные меры предосторожности, но и перестала подвергать себя опасности. Я не всегда ношу с собой зонтик, но уделяю больше внимания своей боли и сложностям, внимательнее