— Мне оно тоже не нравится, но другого пока нет. Ладно, Иваныч, иди, не трави душу. Война на носу, а у нас, как всегда, ни хрена не готово.

Первый серийный танк завод сдал только в декабре. В январе не было выпущено ни одного танка. После чего в феврале, после многочисленных доработок, приняли еще сразу восемь из предыдущего задела, но четыре из них пришлось отправить в Петербург. Ладно — техника, пришлось поделиться обученными людьми. С марта батальон начал получать три танка ежемесячно, еще три уходили в Петербург. Невольно подумалось, что в чем-то петербургские чинуши от военного ведомства были правы: к началу войны едва-едва удалось бы укомплектовать один-единственный батальон, а так их будет хотя бы два. А довооружить готовое подразделение новой техникой будет проще.

С апреля же во вторую роту начали поступать бронеавтомобили. Недолго мудрствуя взяли шасси легкового «Руссо-Балта» С24/40, навесили на него броню, один пулемет вперед, второй назад, третий можно было переносить с борта на борт. Никаких вращающихся башен. Пять миллиметров хромоникелевой брони спереди и сзади, три с половиной — по бортам. И все равно легковое шасси оказалось сильно перегруженным, масса машины составляла почти три тонны. Экипаж — три человека.

Сергей недоверчиво постучал костяшками пальцев по броневому листу:

— У нас броня почти в два раза толще, а и то с сотни шагов бронебойная пуля пробивает. Интересно, сколько эта выдержит?

— Обычную остроконечную пулю с четырехсот шагов держит, — подсказал назначенный в бронеавтомобильную роту подпоручик Поляков.

— Значит, ближе четырехсот шагов вам к противнику лучше не подъезжать. А если засада?

Подпоручик только плечами пожал. Как и большинство молодых офицеров, был он немного фаталистом: чему быть, того не миновать.

К июню четырнадцатого года формирование батальона было практически закончено, людьми и техникой танковая и бронеавтомобильная роты были укомплектованы полностью, подготовку экипажей можно было оценить как удовлетворительную, но взаимодействие взводов только начали отрабатывать, а о совместных учениях с пехотой и артиллерией еще только задумывались. Между тем август четырнадцатого накатывался с неумолимостью парового катка и скоростью курьерского поезда.

Новость принес Кондратьев. Офицеры как раз собрались на совещание, посвященное участию батальона в осенних окружных маневрах.

— Слышали вчерашние новости? Эрцгерцога убили.

— Какого эрцгерцога?

— Австрийского, Франца-Фердинанда.

Офицеры к новости отнеслись равнодушно.

Балканы были далеко, там в последнее время постоянно кого-то убивали. Только Сергей подскочил.

— Как убили?!

— Застрелили, насколько мне известно. А чего это вы так всполошились?

— Это война!

Вопросительные взгляды множества глаз скрестились на Сергее, требуя пояснений. Из-за стола поднялся подполковник Кондратьев:

— Господа офицеры!

Шум отодвигаемых стульев. Офицеры замерли, ожидая решения комбата, а оно удивило всех присутствующих еще больше.

— Совещание отменяется, прошу всех вернуться к исполнению своих обязанностей. Штабс-капитану Иванову — остаться.

Когда дверь за вышедшими офицерами закрылась, командир батальона опустился на стул напротив Сергея.

— Про убийство эрцгерцога никто из вас ничего не писал.

— Верно, не писали, упустили из виду. Про причины писали, про ход войны, про последствия, а предлог как-то упустили.

— Значит, месяц у нас еще есть, — сделал вывод подполковник.

— Думаю, есть.

Никогда еще за все время танкистов не учили с такой интенсивностью, за месяц батальон сжег больше бензина, чем за предыдущие полгода. Учились в составе взводов, в составе рот, под конец провели батальонные учения. Раскатанные танками препятствия и укрепления на танкодроме пришлось чинить несколько раз. Жаль только, что учились одни лишь танкисты, отработать взаимодействие с пехотой не представлялось возможным по причине отсутствия таковой.

Еще один вопрос, сильно волновавший Сергея, он задал комбату:

— Что будем делать с «тридцатьчетверками»?

Три танка, равных которым не появится в ближайшие четверть века, бесполезно стояли за воротами ангара. Полностью исправные и готовые к бою, только аккумуляторы на место поставить и сжатый воздух в баллоны закачать. Правда, к двум снарядов — кот наплакал, а третий больше двадцати верст в час разогнаться не может. Но главное их оружие — три радиостанции, в самый раз обеспечить связь рот со штабом батальона.

— Никаких указаний на этот счет не было. Думаю, про них просто забыли, но я запрошу инструкции по поводу дальнейших действий.

— Запроси, а я пока танки проверю.

На самом деле проверка была только предлогом, под ее видом в полутемном ангаре собралось полтора десятка человек — все, кто остался от танкового взвода и отделения десантников. Пробежав взглядом по лицам собравшихся, Сергей набрал в грудь воздуха и начал речь, к которой давно готовился:

— Девять с лишним лет назад мы с вами оказались здесь. Я постарался сделать все возможное, чтобы мы дожили до этого дня. Но вы не хуже меня знаете, что ожидает нас дальше: империалистическая, две революции и гражданская. Уцелеть в этом водовороте будет трудно, тем более что здесь никто не привык прятаться за чужими спинами.

— Лейтенант, ты дело говори, — прервал излияния Иванова бывший сержант, а ныне фельдфебель Вощило.

— А дело такое, приказ о выступлении придет со дня на день. Есть сведения, что нас направят в армию генерала Самсонова.

Народ напрягся. Даже если кто и не слышал о судьбе этой армии, то поддался общему настроению.

— Из остающихся здесь будет сформирована учебная рота, которая будет принимать танки у завода и формировать маршевые пополнения для батальона. Кто-то должен остаться здесь, все пережить и сообщить советскому руководству о грядущих событиях.

— Чего это ты на меня уставился, командир? — возмутился Ерофеев. — Я не останусь. Вы там будете бить, а я тут в тылу свою Матрену щупать?

— Иваныч, тебе уже почти полтинник, с твоим опытом нужно здесь людей учить. Или ты за два с половиной года не навоевался?

— С моим опытом у экипажа больше шансов в живых остаться. Может, я хочу в Восточную Пруссию на тридцать лет раньше въехать? Нет, нет, нет, не останусь, даже не пытайтесь меня уговаривать!

Зная упрямый характер Иваныча — хоть кол на голове теши, а все равно сделает по-своему, — Сергей махнул на механика рукой и обвел взглядом оставшихся. В полумраке не видно выражения лиц, невозможно понять, кто и что думает.

— Может, есть добровольцы? Можно двух-трех оставить.

В ответ тишина. Если кто и хотел остаться, то показать свою слабость перед лицом товарищей не рискнул. Пауза затянулась на несколько секунд. Тогда Иванов принял решение сам: