– Вот так! Все хорошо, все хорошо.

Охнула, когда меня выдернули с сиденья и осторожно поставили на ноги.

– Это я. Тихо, т-ш-ш!

Лотеску прижал к груди, провел ладонью по волосам, попутно ощупывая, не набила ли шишку, не порезалась ли стеклом. Слышу, как он недовольно сцеживает воздух. Ему неприятно оттого, что мне больно. А мне все равно, главное, не одна.

От хассаби пахло чем-то затхлым, дешевым мылом и чуточку потом, но я все равно, наплевав на приличия, потянулась к нему, обвила руками. Казалось, если отпущу, снова окажусь под прицелом парцилена. Плохо соображая, что творю, расцеловала начальника в исступлении схлынувшего напряжения и уткнулась носом в шею. Пускай ругает, пусть увольняет, не могу иначе. Не могу не цепляться за воротник, не прижиматься, не вдыхать сохранившийся-таки на коже флер сладкого парфюма.

– Все хорошо, – в который раз повторил Лотеску и вместе со мной уселся на сиденье покореженной машины. – Мы сейчас быстро дадим показания, составим протокол и поедем спать. За номер не сержусь, – зачем-то добавил он.

Какой номер? Подняла на него глаза и часто заморгала. Потом сообразила: я переселилась в люкс хассаби, разбросала там свои вещи. Бедолага даже не помылся после камеры, сразу ринулся ко мне. А ведь мог бы остаться, уставший, вымотанный.

Зашелестели колеса, взорвали ночную тишь голоса.

Вздрогнула: на миг показалось, к убийце прибыло подкрепления.

– Свои, – шепотом успокоил Лотеску.

Заерзала на коленях начальника, но он не отпустил, вложил в пальцы носовой платок, чтобы привела себя в порядок.

– Сп-п-пасибо! – чуть слышно поблагодарила за спасение и утерла глаза.

Лотеску промолчал, прислушиваясь к разговорам полицейских. Я узнала их по раскраске паромобилей – приехало сразу два – и блестевшим в лучах ручных фонарей бляхам.

– Его застрелил я, – обращаясь к старшему, спокойно признался начальник. – Счет шел на мгновения. Оружие для экспертизы можете взять, место входа импульса назову.

– Пока не надо, хассаби, – деловито отозвался инспектор.

– Показания дам позже, все равно под подпиской о невыезде. Госпожа ишт Мазера напугана, ее нельзя оставлять одну.

Собеседник Лотеску кивнул и отошел к своим.

Полицейские суетились возле убийцы, что-то мерили, записывали, фиксировали изображателями.

– Зачем?.. Вам нельзя!

Осознание накрыло удушливой волной.

Лотеску под следствием, а тут чистосердечное признание в убийстве. Его же казнят!

Ком подступил к горлу, снова стало трудно дышать, словно невидимый кто-то откачал воздух из легких.

– Тихо! – склонившись к самому уху, прошептал хассаби и наградил легким поцелуем в щеку. – Я взрослый мальчик, Магдалена, соображаю, что делаю.

Внезапно он напрягся. Пальцы переместились с талии на плечо и чуть надавили. Закусила губу, но не вскрикнула.

– Вы ранены? Магдалена, шайтана вам в мужья, почему вы молчали? – накинулся Лотеску.

От былой ласки не осталось и следа. Начальник обозвал идиоткой и потребовал врача. После вызвался осмотреть мою рану, без тени смущения расстегнул блузку и осторожно высвободил руку.

Фонарик слепил глаза, прикосновения напоминали пытки, которым некогда подвергали магов.

– Повезло, ничего страшного, – резюмировал Лотеску и приказал: – Чтобы впредь первым делом говорили!

Надеюсь, не придется, острых ощущений хватило до конца жизни.

– Антисептик, перевязка и обойдемся без госпиталя. Или хотите для верности? Я не медик…

– … зато прекрасно разбираетесь в оружии. Спасибо, хассаби, выкарабкаюсь.

– Так, другие повреждения? – Лотеску взял за подбородок, заставив смотреть в глаза. – Либо говорите сами, либо найду я.

Ничего вразумительного ответить не смогла, поэтому луч фонаря скользнул по полуобнаженному телу. Спинка кресла и фигура начальника надежно загораживали от сторонних наблюдателей, а действия хассаби не волновали вовсе. Пусть хоть целиком разденет!

– Вроде, обошлось. Только это, – Лотеску легонько надавил на правый бок, – беспокоит.

– Все равно в госпиталь не поеду! – капризно возразила я.

Подумаешь, ушиб! Поболит и перестанет, по сравнению с ранением и вовсе комариный укус.

– Лучше скажите, – вместе с вернувшимся спокойствием во мне проснулся аналитик, – как вы здесь очутились?

– Ногами, Магдалена. Вы дали расплывчатые координаты, а искать испуганного человека лучше не из окна машины. Подкрадываться к преступнику тоже, иногда у пешего преимущество. Как видите, я очутился на месте раньше полиции, с ней бы вы точно оказались в морге. Заодно гарантировано избавил нас от выстрела в спину.

Логично.

Тяжело, но нужно заставить себя спросить:

– Что с извозчиком? Убили?

– Труп у почты, – равнодушно ответил Лотеску и, заметив приближающего полицейского, ссадил с колен.

Ну да, непристойно, вредно для карьеры. Только тянуло прижаться – без хассаби так холодно.

Дальше начались обычные вопросы, на канцелярском официальном языке – первичный допрос потерпевшего. Только под тяжелым взглядом хассаби полицейский не хамил, не подвергал сомнению каждое слово. Потом Лотеску и вовсе прервал его недовольным: «Хватит! Госпожа ишт Мазера устала, завтра подпишет все бумажки». Поблагодарила его взглядом. Я действительно мечтала о тиши номера и таблетке болеутоляющего.

Лекарь приехал быстро, осмотрел ранение и успокоил: царапина. Он дотошно объяснил, почему даже крошечный импульс вызывает столь неприятные ощущения, ввел в плечо специальный препарат и перевязал. Под нажимом Лотеску врач поделился болеутоляющим и снотворным.

– Все, в гостиницу! Немного прогуляться сможете? Я огнемобиль у участка бросил.

Огнемобиль? А, ну да, его перегнали в гараж гостиницы.

Словно кукла на ниточке, поплелась за начальником. Могла бы, уснула прямо на ходу, такая апатия и усталость накрыли. Когда пару раз запнулась, едва не расквасив нос, Лотеску подхватил на руки. Так и заснула. Не помню, как добрались до отеля, как очутилась в постели. Сквозь дремоту пробивался шум воды, а затем нечто теплое, к чему я инстинктивно прижалась.

Утро началось с открытий. Во-первых, я ночевала не одна – вон смятая подушка. Теперь понятно, кого обнимала. Во-вторых, начальник меня раздел, потому как сама оказаться в трусиках и футболке с чужого плеча не могла.

– Доброе утро! – послышалось из ванной. – Вот так и начнешь ценить повседневные удовольствия! В тюрьме с горячей водой туго. Как себя чувствуете?

Лотеску появился минутой позже, полуодетый, но добрый, с полотенцем через плечо.