— Давайте не устраивать здесь игры, Чарлз, — сказал Рот. — Если у вас есть что-то, позволяющее связать моего клиента с незаконным проникновением…

— Этот Вейр вчера убил двоих — и еще полицейского. За это полагается высшая мера.

Констебль поморщился.

— Я сожалею об этом, — проговорил его адвокат. — Но кажется, вы не обвиняете в этом моего клиента. Наверное, потому, что не можете связать его с Вейром, не так ли?

— Мы предложили Вейру стать свидетелем обвинения, — не ответив Роту, продолжил Грейди.

Констебль беспомощно посмотрел на Сакс. Его взгляд взывал о помощи. Видимо, он полагал, что она проявит женскую снисходительность. Но Сакс хранила молчание — так же как и Белл. Споры с подозреваемыми не входили в их обязанности. Детектив находился здесь, чтобы охранять Грейди и узнать как можно больше об уже состоявшемся покушении на жизнь прокурора и других возможных нападениях. Сакс пришла сюда для того, чтобы получить информацию о Констебле и его соратниках, которая укрепила бы обвинения против Вейра.

Кроме того, Констебль вызывал у нее любопытство — о нем говорили, что он дьявол, однако этот заключенный производил впечатление разумного человека, искренне удрученного последними событиями. Райм обычно ограничивался одними уликами; ему не хватало терпения для того, чтобы исследовать моральное состояние и внутренний мир преступников. Сакс, напротив, чрезвычайно интересовали вопросы добра и зла. Кто сейчас перед ней — невиновный человек или новый Гитлер?

Констебль покачал головой:

— Послушайте, какой мне смысл убивать вас? Государство назначит нового прокурора, суд продолжится, только на мне повиснет еще и обвинение в убийстве. Зачем мне это? По какой причине я захотел бы убить вас?

— Потому что вы слепой фанатик, убийца и…

— Мне уже многое пришлось испытать, сэр! — горячо возразил Констебль. — Меня арестовали, унизив перед моей семьей, меня унижали здесь и в прессе. Знаете, в чем состоит мое единственное преступление? — Он устремил взгляд на Грейди. — В том, что я задаю неприятные вопросы.

— Эндрю! — Рот взял его за руку, но заключенный отдернул ее. Он кипел от негодования, и теперь его нельзя было остановить.

— Здесь, в этой комнате, сейчас, я вновь совершу то единственное преступление, в котором повинен. Нарушение первое: я спрашиваю, согласны ли вы с тем, что правительство, наделенное слишком большими полномочиями, теряет контакт с народом? Именно тогда копы получают право засовывать ручку от швабры в задний проход заключенного — между прочим, ни в чем не повинного.

— Их схватили, — вяло заметил Грейди.

— То, что их отправили в тюрьму, не вернет достоинство этому бедняге. А скольких еще не поймали?.. Посмотрите, что творится в Вашингтоне. Террористам позволяют свободно въезжать в нашу страну с намерением убить нас, а мы не смеем их оскорбить, — выдворив отсюда или заставив оставлять отпечатки пальцев и носить с собой удостоверения личности… А вот еще один вопрос, который я задавал: считаете ли вы, что правительство вправе отдавать деньги налогоплательщиков художникам? Вроде того типа, который сделал статуи Иисуса, Марии и Иосифа из коровьего навоза. Признаться, я не думаю, что это произошло вопреки воле Бога — ведь это он создал и скульптора, и коров. Но почему правительство тратит на подобную чепуху мои деньги, заработанные тяжким трудом? — Полицейские и Грейди молчали. — А вот еще одно правонарушение. Позвольте спросить вас, почему мы не признаем различий между расами и культурами? Я никогда не утверждал, что какая-то раса или культура лучше или хуже других. Я только говорю, что нельзя смешивать их.

— Мы уже давно избавились от сегрегации, — протянул Белл. — Это, знаете ли, считается преступлением.

— Продажа спиртного в свое время тоже считалась преступлением, детектив. Считалось преступлением и работать по воскресеньям. С другой стороны, считалось законным, когда десятилетние дети вкалывали на фабриках. А потом люди поумнели и изменили эти законы, потому что они не соответствуют природе человека. — Подавшись вперед, Констебль посмотрел сначала на Белла, потом на Сакс. — Здесь находятся мои друзья полицейские… Позвольте задать вам еще один неудобный вопрос. Вот вы получили сообщение, что какой-то человек или испано-язычный черный совершил преступление. Вы видите его в переулке. Признайтесь, разве ваш палец не более уверенно чувствует себя на спусковом крючке, чем в том случае, когда перед вами белый? Или же если он белый и выглядит прилично, если у него все зубы целы и одежда не воняет вчерашней мочой — разве в таком случае вы не помедлите, прежде чем нажать на этот самый крючок? Разве вы не станете обыскивать его чуточку поспокойнее? Вот в этом и заключаются мои преступления. — Констебль откинулся назад и покачал головой. — В этом они и заключаются.

— Прекрасно исполнено, Эндрю, — процедил Грейди.

— Но прежде чем разыгрывать карту мученика, может, поразмыслите над тем, что Эрик Вейр две недели назад обедал с тремя людьми в ресторане «Риверсайд-инн», находящемся в Бедфорд-Джанкшене — в двух шагах от места заседаний «Ассамблеи патриотов» в Кантон-Фоллзе и в пяти — от вашего дома.

— В «Риверсайд-инн»? — удивился Констебль. Он посмотрел в окно — такое мутное, что невозможно было сказать, какого цвета сейчас небо.

Глаза Грейди сузились.

— Что? Вы что-то знаете об этом месте?

— Я…

Адвокат коснулся руки заключенного, заставив замолчать. Они недолго пошептались, после чего Констебль кивнул.

— Вы знаете кого-то из тамошних завсегдатаев? — продолжал нажимать Грейди.

Констебль взглянул на Рота, но тот покачал головой, и заключенный ничего не ответил.

— Как вам нравится ваша камера, Эндрю? — немного помолчав, спросил Грейди.

— Моя…

— Ну да, ваша камера здесь, в тюрьме.

— А какой же она должна быть? Я ведь все-таки подозреваемый.

— Она самая плохая из всех. А потом вам придется перейти в одиночку, потому что черные из числа заключенных захотят…

— Ближе к делу, Чарлз, — устало сказал Рот. — Не надо нас пугать.

— Хорошо, Джо, перехожу прямо к делу. Все, что я до сих пор слышал, — «я не делал того, не делал этого». Что кто-то его подставил, кто-то использовал. Если так и есть, — Грейди взглянул на Констебля, — докажите мне это. Докажите, что вы не имеете ничего общего с теми, кто пытался убить меня и мою семью, и назовите мне их имена. Вот тогда и поговорим.

Заключенный и адвокат снова начали шептаться.

— Мой клиент хочет сделать несколько телефонных звонков, — наконец объявил Рот. — В зависимости от того, что мы выясним, он, возможно, согласится сотрудничать.

— Этого недостаточно. Назовите несколько имен сейчас же.

— Есть только одна возможность, — глядя в глаза Грейди, сказал Констебль. — Мне нужно во всем убедиться.