— Дело ваше, — неопределенно говорит дяденька Николай Степаныч. И опять Светику жалуется: — Ох эта школа. В печенках она у меня сидит.

«Еще бы!» — думает Светик. Школа, которая берет десять пачек Бомарше, а значит, сто экземпляров, каково? Как раз для небольшой школьной библиотеки. Почему бы не отправить Гёте (сотню-две экземпляров) для библиотеки детского садика. То-то бы крошки обрадовались.

— Дяденька, — говорит Светик ласково, — а можно я возьму этого Бомарше?

— Нет.

— Дяденька, послушайте. Мы бы заодно и ваших друзей до места подбросили, они ведь здесь такси не найдут.

Такси действительно нет. Тот бывший качок, который помчался искать, покружил там и сям, но вернулся несолоно. Без такси.

— Куда вы сможете нас подбросить на своем драндулете? — спрашивает второй. Спрашивает небрежно — делает снисхождение.

— А куда хотите, — ласково говорит Светик.

Те обмениваются взглядами… и начинают грузить в машину книги. Гёте для детского сада номер пять. Достоевского для ясельных акселератов.

— А Бомарше? — напоминает Светик.

И тогда они приносят Бомарше. Десять пачек.

— Дяденька, — ластится и благодарит Светик, — дяденька Николай Степаныч. Спасибо вам. Большое спасибо.

А дяденька стреляет в сторону Бабрыки глазами. И тихо спрашивает:

— Замуж за него не вышла еще?

— Нет.

— Выходи быстрее… Тогда пообщаемся.

Светик спрашивает:

— А что ж, дяденька Николай Степаныч, разве девушек боитесь? Мы ведь не кусаемся. Мы ведь тоже ласковые.

И Светик поглядела на него так, что он будет вспоминать неделю, а то и две. Пусть помечтает. Пусть поворочается на ночь глядя.

— До свидания, дяденька, — говорит Светик.

Они едут.

Светик и Бабрыка сидят впереди. И выпрошенный Бомарше меж ними, десять пачек.

А эти два толстых качка сзади. И их книги меж ними. Теперь (в машине) им не так тяжело. И когда качки подъезжают к своему дому, одного из них осеняет жуликоватая идея. Он берет пачки Бомарше и начинает перебрасывать к себе на заднее сиденье. Он взял половину, пять пачек, а другие пять остаются Светику и Бабрыке.

— Хватит вам и этого, — говорит он.

Бабрыка сидит за рулем, он не защитник. Поэтому Светик только улыбается.

— Хватит вам и этого, — повторяет качок.

— Ну ясно, — говорит Светик. — Нельзя же детишек оставлять без классики. Бомарше очень полезный писатель.

— Точно. — И качок ржет.

В этот самый момент Светик, перегнувшись через сиденье, мертвой хваткой цепляется ему за грудь. И царапается.

— Ах ты сволочь! Ах ты гадюка! — вопит она.

— Отстань!

— Я тебе глаза выну!

В процессе схватки, отбиваясь и барахтаясь, царапаясь и крича, Светик успевает перетащить три пачки Бомарше. Светик визжит. Толстый качок уже не рад, что связался.

— Да перестаньте! — успокаивает их второй качок.

Бой окончен. Все на своих местах. В итоге — у Светика восемь пачек. Она всхлипывает:

— Отдай, гад, остальное… Отдай!

Но те не отдают. Они уже прибыли — это их дом. Они забирают книги и выходят из машины.

— Спасибо, что подвезли! — кричат.

Светик и Бабрыка молча едут дальше.

— Светик, — говорит Бабрыка, въезжая на тихую улочку, — восемь пачек — это колоссальный барыш. Не переживай.

— Знаю, — говорит Светик. — Не в двух пачках дело. А в обмане!.. Обидно!

На рынке Бомарше расходится мигом. И Светик, и Бабрыка, и Валера — все трое продают книги с большой прибылью… Светик возвращается с рынка одна. Когда у нее такое настроение, она любит побыть одна.

Она идет мимо окон Каратыгина. Как там поживает этот чудачок?.. Она идет мимо. Каратыгин сидит — листает свои книги.

Или вдруг начинает возиться со своей рукой. Смотри-ка: гипс сняли!.. Он то сгибает, то разгибает руку. Тренирует…

Светик смеется над собой: все-таки она дура. Потому что именно дуры любят ученость и всякое такое. Светик останавливается против его окна. Вокруг вечер. Окно зажжено. Светик его видит, а он ее нет.

Светику становится смешно. Она стоит в кустах, отламывает кусочек ветки и несильно бросает в оконное стекло.

— Кто?

Он тут же сорвался с места и подлетел к окну (какой нервный тип!) — и смотрит. Всматривается. Но Светик в темноте. Она его видит, он — нет.

— Кто?

— Это я, — подает Светик голос.

— Кто — я?

— Из Мосэнерго, — говорит Светик и уходит. Ей смешно.

* * *

На другой день Светик и Бабрыка едут в Калининскую область. Так захотела Светик.

Они проезжают залив какого-то громадного озера.

— Московское море, — говорит Бабрыка.

Смотри-ка. Оказывается, здесь даже море есть… Светик вглядывается в голубую даль.

— Искупаемся? — спрашивает Бабрыка. И ищет, где свернуть к заливчику. И болтает о том, какая красивая здесь природа. Будто у Светика своих глаз нет.

— Нет, — говорит Светик. — Жми вперед!

— Не хочешь искупаться?

— Не за этим едем.

— А я-то думал: искупаемся. Думал: отдохнем, заночуем…

— Вот и дальше так думай.

Некоторое время они едут молча.

Деревню Светик узнает по стрелке-указателю. Написано: «ОГУРЦОВО»… Та самая деревенька. Вот и церковь. Они едут медленно. Рассматривают. Других машин здесь не видно. Тихое местечко.

— Красавица! — говорит Бабрыка про церковь.

— Отремонтирована, — отмечает Светик. — Видно, денежки у них имеются.

Перед церковью они высматривают крохотное место — нечто вроде площадки. Туда и подруливают. Светик играет в переглядушки с одним молодым монашком. Тот клюет. Светик уже побаивается, не задымится ли от взглядов монашка ее новенький свитер.

— Уйди-ка, пожалуйста, — говорит Светик Бабрыке.

— Куда?

— Куда хочешь.

Монашек стоит и разговаривает с каким-то пожилым мужчиной.

— А потом пойду, — окает монашек, — к отцу Василию.

Светик слушает, стоя поодаль. Отец Василий — это тот самый, кто ей нужен.

А голос у монашка просто блеск — бархатный. И глаза черные. Светик — всего в нескольких метрах от монашка — разглядывает старинную надпись на воротах. Но монашек слишком робок. Клюнуть клюнул, а подойти не решается. Если же Светик сама подойдет, он, пожалуй, насторожится. Они такие.