Стружку зазнобило, едва он вообразил, как ломаются о землю нос и челюсть бугая. Кажется, даже хруст послышался. Сивый отряхнул меч, тускло блеснувший в зареве пожара. Парнишка вышел из-за угла и рот раскрыл от изумления – под здоровяком набежала изрядно большая лужа – темная, будто смола. Только не смола. Жизни в «медведе» больше не было, это стало понятно сразу. Когда только сосед успел разрубить эту сволочь?

– За мной держись, на рожон не лезь. Тебя не видно и не слышно. Понял?

– Понял.

В соседнем дворе кто-то из незваных гостей вывел из хлева гнедого жеребца старика Долгоноса, гордость хозяина, безжалостно зарубленного. Стружка окаменел за углом избы, уперевшись лопатками в бревенчатый замок. Безрод не велел соваться, только ноги сами несут на открытое. Всадник заметил человека с мечом, на мгновение жестокое лицо разбила гримаса удивления – откуда здесь, в глуши, настоящее оружие? – но только на мгновение. Хлопнул жеребца по крупу и рванул вон со двора.

– Уходит, сволота! – кусая губу, прошептал паренек. – Уходит!..

Чтобы выехать на улицу, угла избы, в котором притаился Стружка, не миновать, отчаюга и ринулся под ноги коню, забыв предупреждение. Другое дело, что и Безрод не ворон считал. Едва не быстрее всадника сорвался с места, разогнался, как стрела, в один шаг наступил на дровяную колоду и взмыл в воздух. Гнедой поднялся на дыбы, а Сивый вынес пришельца из седла, и тот больше не поднялся. Стружка резво откатился, дабы не попасть под копыта, вскочил и, успокаивая жеребца, похлопал по шее. Разбойник на земле не подавал признаков жизни, а с меча беспоясого капала свежая кровь.

Друг за другом пятеро на лошадях с разных сторон деревни вынеслись на дорогу и умчались в глубину долины. Последний несколько раз громко крикнул «Уходим!» и проводил злыми глазами бездыханное тело во дворе Долгоноса.

– Оставайся тут, – буркнул Сивый, вскочил на гнедого и. пустив жеребца с места в галоп, умчался за налетчиками.

Паренек было со всех ног бросился следом: кто знает, не пригодится ли помощь, – но его окликнули. Из-за хлева, шатаясь и подволакивая ноги, вышел Жила, сосед. Зажимал рану в боку и тяжело опирался на грабли.

– Ублюдки! Чтоб им пусто стало!

– Уже стало. – Стружка кивнул на труп. Зло сплюнул.

– Чья работа? – Жила встал над телом. – Ты умудрился?

– Куда там! – Парнишка отчего-то закачался. Теперь, когда все закончилось, ушли силы. Враз не стало. – Сивый постарался. Там, во дворе у Хромых, еще один лежит. Беспоясый за этими поскакал.

Сосед остервенело пнул тело, не удержался и рухнул рядом…

Остаток ночи и все утро Стружка сновал по деревне как заведенный. Помогал раненым и делал то, что должен делать полный сил молодой живчик, если остальные ковыляют и колченожат. Полностью сгорело три дома, еще два подожженных удалось отобрать у пламени, огонь лишь опалил изнутри, а наружу не выбрался. Слава богам, уцелели Кудряй, друг-приятель, и Пятнашка, соседская девчонка, хорошенькая аж до коленной дрожи. Убежали подальше и залегли в травах, видели все, но ничем помочь не могли. Кудряй уволок Пятнашку подальше от беды и сам же не выдержал, хотел броситься на помощь старикам. Девчонка повисла на его ногах, опутала, не дала и шагу ступить. Не бить же ее в самом деле. Может быть, жизнь спасла. Ночные разбойники положили без малого десяток человек, и кто знает, обошлось бы этим, не отправь Стружка малышей к Безроду и не подоспей вовремя Сивый. Беспоясый появился лишь после рассвета. Молча спешился, кивнул деревенским и отозвал Тычка в сторону.

– Много порубили?

– Девяти не досчитались. Хорошо, остальные живы.

– Малышню привел?

– А как же. Вон мамки-бабки слезами заливаются, с рук не отпускают. Один малец остался сиротой, но, думаю, не пропадет. Этих-то догнал?

Безрод кивнул.

– Одного догнал, четверо ушли. Думаю, назад не вернутся. Того и хотели – разжиться лошадями да рвануть отсюда.

– Должно быть, что-то случилось неподалеку. Рядом с деревней телегу нашли. Без лошади. Одна своя лошадь, четыре в Деревне забрали. Чего лоб наморщил?

Сивый усмехнулся:

– Не нравится мне это.

– Что ж хорошего?

– Не выходит для меня мирной жизни. – Безрод вынул из сапога тряпицу и аккуратно протер клинок. – И тут нашли меня чужие мечи. Это знак.

– Знак?

– То ли еще будет, – хмуро покосился на стенающих баб. – Что-то идет за мной из прошлого, никак в покое не оставит. Жди беды.

Ворочалась с боку на бок, воевала с подушкой, да все без толку. Поход за горы, в полуденные степи и дальше к морю долог, самое милое дело набраться сил, только отчего-то не спалось. Ночевали в Последней Надежде, откуда совсем недавно войско ушло походом на Бубенец. Теперь крепость занимал сотенный отряд во главе с Вороном. Сменятся через полгода, уже зимой. Братцы-князья сидели в темнице, скальной вырубке с неким подобием окна – сверху, через колодец лился дневной свет. Ворон досказывал последнее, что еще не успел о переходе через страну Коффир, о полуденных землях.

– Телегу доверху набейте мехами с водой. На всем пути мест, где можно разжиться водой, – всего ничего. Три или четыре. В каждом заливайте мехи до полного. Много воды в степях не бывает. Коффов не бойся, Посольский знак оградит от неприятностей, а если узнают в лицо и захотят припомнить разоренную заставу, им же хуже. В полуденных княжествах все устроено не так, как у нас. Там люди другие. Хитрее, изворотливее. Будут улыбаться в лицо и за спиной готовить нож для удара. Держись парней и никому не верь. Почти сразу наживешь врагов, и это не зависит от того, под чьи знамена встанешь. У саддхута полно недругов. Держи ухо востро и друзей выбирай с большим тщанием, а лучше всего не заводи оных вовсе. Есть у тебя десяток, его и держись. В ходу там гнутые мечи, чуть легче наших, доспех почти такой же…

Верна мотала премудрость на ус, которого не было, запоминала все, кивала и в мыслях уже представляла себя в степи, на берегу моря, в стране саддхутов. То, что рассказывает Ворон, дорого стоит, за каждое слово отсыпай по золотому рублю, и не будет много.

– Остальное поймешь сама. Не девочка, разберешься.

Кивнула – разберусь. Как знать доведется ли еще увидеться, поэтому спросила сейчас. Очень уж хотелось узнать историю Ворона, остался ли кто-нибудь здесь, пока долгие годы таскал галеру саддхута по морям.

– А почему ты один? Где твои?

Менее всего ожидал этот вопрос. Поморщился, скривился, отвернулся.

– Нет моих. Отец погиб на охоте десять лет назад, мать и братья в темнице отдали концы.

– В темнице?

– Дабы не мутили народ в округе глупыми россказнями о предательстве, братцы-князья подставили моих. Подбросили немного золота и обвинили в воровстве. Темница их и прикончила.