Ему хватило совести покраснеть.

– Нам не положено общаться с джиннами, в чьих жилах течет и человеческая кровь.

– Нет. Не положено шастать по человеческим городам и весям, совращать девственниц и развязывать войны. Нигде не сказано ни слова о том, что с ними нельзя разговаривать. – Джамшид замолчал, но он все еще колебался. – Говори, Джамшид, – потребовала она. – Назови меня дурой, тиранкой, но скажи что-нибудь.

Он заметно сглотнул.

– А зачем нам это делать? – выпалил он. – Это наш дом. Мы не несем ответственности за шафитов. Пусть джинны строят для них больницы. Почему именно мы, Дэвы, должны предлагать перемирие, когда они ничем его не заслужили?

– Потому что это наш дом, – осторожно ответила Нари. – И мы должны найти более действенный способ защитить наш дом и защитить всех в нем. Ты хоть представляешь себе размеры шафитских кварталов, Джамшид? Ты видел, в какой тесноте они живут? В Дэвабаде, наверное, шафитов больше, чем джиннов во всех племенах, вместе взятых, и мы не можем рассчитывать на то, что Кахтани придут на помощь и не позволят нам вцепиться друг другу в глотки. – Пять лет она жила с этими мыслями, укрепляясь в них день ото дня. – Всецело полагаясь на них, мы становимся уязвимыми.

Джамшид призадумался над ее словами.

– Сделай упор на это, – сказал он наконец. – Все сейчас напуганы. Убеди их, что это лучшее вложение в нашу общую безопасность.

Это я могу.

– Превосходно. А теперь мне пора на обход.

У Джамшида загорелись глаза.

– Отлично! А могу я…

Нари рассмеялась.

– Э нет. – Она показала на письменный стол. То есть Нари знала, что это был стол – в настоящий момент его поверхность была сплошь завалена стопками книг, беспорядочными заметками, разбросанными перьями, чернильницами и пустыми чашками. – К своим пациентам я тебя не подпущу. Сперва изучи все эти книги, а потом и поговорим.

Глаза Джамшида полезли на лоб.

– Все?

– Все. – Нари достала ему чистый лист пергамента. – Напиши своим лакеям, пусть тебе соберут какие-то вещи и пришлют в лазарет. – Она кивнула на кушетку. – Это теперь твое. Чувствуй себя как дома.

У Джамшида шла кругом голова, но интереса он пока не утратил.

– Спасибо, бану Нахида. Это очень много для меня значит.

Она подмигнула ему.

– Посмотрим, как ты запоешь через месяц.

Она направилась к занавеске, но там задержалась и обернулась.

– Джамшид?

Он поднял на нее глаза.

– Имей в виду… Мунтадир не одобряет эту затею. Он считает, что я поступаю безрассудно, и наверняка в следующую вашу встречу станет жаловаться на то, что я – главная причин всех бед в Дэвабаде. – Она помолчала. Если Мунтадир обратился к Джамшиду, когда узнал о скором возвращении брата, он наверняка поступит точно так же и после их разговора на террасе. – Если это поставит тебя в неловкое положение…

– Ты ведь бану Нахида. – Он помешкал, и по выражению его лица Нари поняла, как мучителен этот выбор для Джамшида. Странным образом прищур его темных глаз в этот момент показался ей смутно знакомым. – Но прежде всего я Дэв. Ты можешь рассчитывать на меня. – Он улыбнулся ей с робкой надеждой. – Возможно, мне удастся склонить его на твою сторону.

На Нари волной накатило облегчение и чувство вины. Она не хотела делать из Джамшида посредника между собой и мужем, но и отказываться от помощи не могла. Да и потом, уже давно стало очевидно, что Джамшид всегда был третьим в их браке.

– Я очень это ценю. – Нари кивнула на книги и улыбнулась. – А теперь – за работу.

Две недели спустя после бурного семейного завтрака Нари снова вернулась в больницу и сейчас как завороженная наблюдала за Разу.

– Как красиво, – восхитилась она, когда азартная тохаристанка провела рукой над драгоценными камешками, не выдав изящным жестом никакого подвоха, и положила перед Нари сверкающую стекляшку – красивую, но не имеющую ничего общего с исчезнувшим рубином. – И что, никакой магии?

– Ни капли, – подтвердила Разу. – Нельзя во всем полагаться на магию. Что, например, делать, когда твои руки скованы железными кандалами, а тебе необходимо спрятать украденный ключ?

– Тебе приходилось бывать в такой ситуации?

Женщина загадочно улыбнулась.

– Конечно же нет. Я ведь… напомни, как ты представишь меня своим законопослушным родственникам?

– Бывшая торговка и хозяйка респектабельной гостиницы из Тохаристана.

Разу рассмеялась.

– Уж чем-чем, а респектабельностью моя таверна точно не славилась. – Она вздохнула. – Послушай, давай я угощу их своей сомой. Стаканчик-другой – и твоя докторша и принц будут как шелковые и согласятся на любое твое предложение.

Нари отрицательно покачала головой. Она подозревала, что один глоток сомы собьет Али с ног, а Субха, скорее всего, и вовсе заподозрит, что ее хотят отравить.

– Для начала испробуем более традиционный метод. Хотя я и не откажусь, если ты научишь меня этому трюку, – добавила Нари, кивая на стекляшку.

– К вашим услугам, бану Нахида, – ответила Разу, вложив камешек в ладонь и особым образом расставив ее пальцы. – Потом изогни руку, вот так, и…

С противоположной стороны сада послышалось неодобрительное цыканье. Элашия, бывшая рабыня родом из Карт-Сахара, раскрашивала деревянную черепашку, которую сама же выстругала из кедра. Краски принесла ей Нари, за что была отблагодарена мокрыми от слез глазами и крепкими объятиями.

Но в данный момент Элашия смотрела на Разу с нескрываемым недовольством.

– А что? – не поняла Разу. – Девочка хочет научиться полезному делу. Как я могу ей отказать? – Когда Элашия со вздохом отвернулась от них, Разу заговорщически улыбнулась Нари. – Когда она уйдет подальше, научу тебя заклинанию, благодаря которому обычный камень станет похож на драгоценный.

Но внимание Нари было обращено на сахрейнку.

– Она вообще не разговаривает? – поинтересовалась она тихо, переходя на родной для Разу архаичный диалект тохаристанского.

Глаза немолодой женщины наполнились печалью.

– Разговаривает, но не часто. Только со мной и только когда мы наедине. Но на это ушли годы. Ее освободили несколько десятилетий назад, но она никогда не вспоминает о времени, проведенном в рабстве. Она скиталась по улицам, где однажды ее и подобрала моя подруга и привела ко мне в таверну, и с тех пор мы не расставались. Рустам говорил, что это его дед освободил ее от ифритов, а провела она в рабстве без малого пятьсот лет. У нее очень ранимая душа, – добавила Разу, когда Элашия подула на черепашку и отпустила фигурку, улыбаясь, когда она ожила у них на глазах и засеменила по бортику фонтана. – Не представляю, как она выжила.