На этом я хотела бы закончить рассказ об интеллектуальных основаниях теорий стадного поведения в финансовой сфере. Хочу подчеркнуть, что это мое, субъективное видение процесса понимания данного феномена наукой. Я уверена, что многие ученые-финансисты написали бы это введение совершенно по-другому и 90% текста занимал бы рассказ о бихевиоризме. Как вы видите, у меня этого нет, и неслучайно. Это не недоработка, а сознательный шаг. Мои взаимоотношения с бихевиоризмом очень натянутые. Упрощая, можно сказать, что бихевиористские (поведенческие) финансы сводятся к двум основным тезисам. Первый состоит в том, что рынки неэффективны и равновесные цены на них могут существенно отличаться от тех, что предписаны гипотезой об эффективных рынках. Второй тезис – о том, что рынок населен нерациональными индивидами. Первый я считаю верным, но мало относящимся к бихевиоризму. Об этом мы уже частично говорили и поговорим еще в главе 16. Отклонение цен от справедливых, как показывают многие модели, может быть и следствием рационального поведения. Второй тезис плох тем, что непонятно, как на этой предпосылке можно строить науку. С одной стороны, с тем, что финансовые агенты нерациональны, может быть, и можно было бы согласиться; а с другой – бихевиористы находят столько различных разнонаправленных эффектов, что непонятно, как из этого сделать теорию. В качестве примера: их эмпирические исследования показали, что в одном случае инвесторы – недореагируют, в другом – перереагируют, но никакой ясной концепции, в каких случаях они должны пере-, а когда недореагировать, у бихевиористов нет, и, на мой взгляд, никогда не будет. Совершенно непонятно, как обобщить сделанное бихевиористами[86]. Наглядным примером этого является книга известного специалиста по поведенческим финансам Херша Шефрина (Hersh Shefrin) «По ту сторону жадности и страха: понимание бихевиористких финансов и психологии инвестирования» («Beyond Greed and Fear: Understanding Behavioral Finance and the Psychology of Investing»). Это очень известный и подробный талмуд, в котором собраны все достижения бихевиоризма к 2000 году – году выхода книги. Но дело в целом сводится к простому перечислению разных эффектов и повторению той мысли, что экономические агенты иррациональны. Я ни в коей мере не критикую этого уважаемого ученого. На мой взгляд, на избранную тему лучше написать трудно, ибо сам материал не позволяет это сделать.

В 1998 году бихевиористам резко и метко ответил сам Юджин Фама (Eugene Fama) – автор гипотезы об эффективности рынков, которая является главной мишенью бихевиоризма. В своей статье 1998 года «Эффективность рынка, долгосрочная доходность и бихевиористские финансы» («Market Efficiency, Long-Term Returns, and Behavioral Finance») он говорит именно о том, что хотела бы подчеркнуть и я. Для того, чтобы развивать науку, нужен какой-то базовый постулат, описывающий мир, пусть и с упрощениями (в науке по-другому не бывает!). При этом понятно, что жизнь богаче книги, но от чего-то же нужно отталкиваться. Таким постулатом и была гипотеза об эффективности рынка. Альтернативной цельной базовой картины мира бихевиоризм не создал, а найденные бихевиористами мелкие эффекты, разные отклонения от «нормы» уничтожают друг друга в среднем. Статья Фамы – очень жесткая, бихевиористы буквально навешали на него всех собак, и он, защищая свою позицию, ответил без экивоков. Не покаялся. Я считаю, что он прав. Не в том смысле, что рынки всегда эффективны, а в том, что проработанной альтернативной идеи пока не предложено, так что о смене парадигмы речи не идет. Мы же в главе 16 попробуем разобраться, как с позиции финансовой теории пузыри могут объясняться рационально.

Флаглер, рассказом о котором мы завершили главу 9, уставший от нефтяных дел, в 1878 году подался во Флориду. Она вошла в состав США в 1819 году, когда под разными предлогами была безвозмедно передана испанским королем американцам. Для Испании полуостров интереса не представлял и ценился не выше пустыни Сахары. Сначала испанский подарок казался столь же бесперспективным, как и Луизиана с Калифорнией. (Насколько умнее оказалась российская корона, все же потребовавшая за Аляску деньги!) К слову, в 1820-е годы во Флориде «засветился» Грегор Макгрегор, уже тогда пытавшийся продавать землю, которая ему не принадлежала.

Во времена Флаглера Флорида была провинциальным сельскохозяйственным штатом без развитой инфраструктуры: бум строительства железных дорог туда не дошел, «автомобильных» дорог толком не существовало. Да и сельское хозяйство было не слишком развито, поскольку вывезти производимую продукцию было невозможно. Штат предлагал туристам девственную рыбалку и охоту. В северной части имелось несколько курортных местечек с сульфатными источниками, не слишком посещаемых – отель Putnam в курортном городишке Палатка, имевший 40 комнат, считался «королем отелей». Отдыхающие добирались до курортных городков Флориды с многочисленными пересадками: поездом до Атланты, затем на пароходе или поезде до Джексонвилля и наконец повозками до конкретного места. Можно было сесть на пароход и в Нью-Йорке. Три четверти территории, а именно средняя и южная части, туристы практически не посещали, поскольку, чтобы добраться туда и оттуда с севера штата, надо было потратить несколько дней. Но Флаглеру место понравилось, он приезжает еще и еще – в 1879 и 1880 годах.

В те годы центром курортной жизни Флориды был городок Сент-Августин, куда съезжались в основном инвалиды. По меркам Флаглера, отели там были «никакими», дорогих частных резиденций тоже не было. Добираться до Сент-Августина было тяжело, жить негде, телеграфная связь с Нью-Йорком отсутствовала, нью-йоркские газеты не доходили. Одним словом, это было не то место, в которое будут ездить люди его круга, тусовавшиеся тогда в Ньюпорте, что на Атлантическом побережье США, между Бостоном и Нью-Йорком[87]. Флаглер счел, что городу не помешает хороший отель и надежная железная дорога. В 1884 году он начал, а через четыре года закончил строительство шикарного отеля в испанском стиле Ponce de Lion – на 540 мест, оборудованного по последнему слову техники: с электрическим освещением во всех комнатах. На территории отеля были построены казино, бассейн с сульфатными водами, поле для гольфа и теннисные корты. Флаглер выкупил и полностью перестроил допотопную железную дорогу до Сент-Августина, он заменил полотно, заказал новые шикарно декорированные пульмановские вагоны и организовал специальный прямой поезд из Нью-Йорка, время в пути которого составляло всего 30 часов[88]. Поезд был запущен как раз к открытию отеля.