Я мчусь туда, но в каком-то десятке шагов от желанного пустыря путь мне преграждает процессия почитателей Зороастра. Жрецы и праведники плетутся так медленно, что возле них и улитка сошла бы за торопыгу. Колонна длиннющая, а поскольку ее сопровождает стража с церемониальными булавами, попытка как-нибудь протолкнуться на ту сторону улицы равносильна самоубийству. Однако мне видно, что у столиков ростовщиков топчутся люди, человек двадцать, а то и все тридцать. Значит, надежда получить деньги у меня все же есть. Но к тому времени, когда мне удается добраться до пустыря в обход клятой процессии, там уже нет никого — ни менял, ни клиентов. Столики убраны, денежки растеклись по чужим кошелям и карманам. Срочный заем с уговором вернуть вдвое большую сумму, видимо, никого не смутил.

В гвардейский лагерь я возвращаюсь через час после полудня. Гилла и еще две афганских девушки готовят Шинар к ритуальному омовению. Меня не пускают в палатку, и мне это кажется дурным знаком. Впрочем, хорошего так и так мало. Все пропало, денег для База я не раздобыл и уже явно не раздобуду. Весь пропитанный потом и пылью, я понуро сижу на лавке перед шатром, когда подъезжает Флаг. Кроме мерина, на каком он восседает, с ним еще моя Снежинка и запасная лошадка, чтобы я не пешком возвращался назад. Все животные отчищены и ухожены, бока их лоснятся.

— Деньги нашел?

Я качаю головой.

Флаг достает кожаный кошель и бросает на землю. Там что-то тяжело звякает.

— Бери. И заткнись, — добавляет он, обрывая мои сбивчивые благодарственные стенания. — Я поехал. Вернусь с Кулаком и с Рыжим.

Он имеет в виду, что нас будет четверо.

— Бери побольше оружия, прячь, куда только можно. Вдруг они велят нам разоружиться.

Я киваю.

— Где Аш?

— В лагере пактианов. Во всяком случае, говорил, что будет там.

До места, где мы должны встретиться с братом Шинар и его родичами, минут двадцать езды. Это в обычный день, а при нынешней толчее — вдвое дольше.

Я одеваюсь за пять минут, а потом в ожидании нервно кружу вокруг нашей палатки. Вроде бы, все в порядке. Обещанная стража несет караул, все наши женщины на месте, за исключением Дженин, которая понеслась к прачкам.

Мне вспоминаются наставления Аша. Необходимо, чтобы поводья моей славной кобылки принял сам Баз. Только тогда наш договор войдет в силу.

Только тогда.

Осталось чуть-чуть.

Один поворот, и путь чист, можно жить без опаски.

Флаг возвращается. Кулак и Рыжий Малыш едут следом. Мой товарищ уже готов к свадебным торжествам. Он переоделся в парадную форму и даже закутался в длинный, отменно отглаженный плащ. Это несколько не по погоде, зато под ним можно спрятать что хочешь. Кучу оружия. И оно так и есть.

На случай если Баз со своими кузенами решит что-нибудь учудить, Флаг подвесил под мышкой спартанский тесак, на бедре пристроил афганский кофари и засунул пару метательных македонских ножей за голенища сапог.

Кулак и Рыжий Малыш дожидаются в седлах. Я прощаюсь с Шинар. На дорогу до лагеря пактианов у нас уходит около часа. Все пути и проезды забиты пешим и конным людом, строевыми и нестроевыми войсками, а также зеваками, собравшимися поглазеть на шикарную церемонию и хорошенько повеселиться. Нещадно палит послеполуденное афганское солнце. Наконец мы у цели, у тех самых ворот, от которых не далее чем вчера дали поворот нашему незадачливому шикари.

У входа толкутся кучками пактианы, чуть в стороне расхаживает Аш.

База не видно.

Его братцев тоже.

Я подъезжаю к Ашу.

— Где ее брат?

Вид у старого хрена подавленный, он явно сбит с толку.

— Где еще двое?

— Я так и знал, что они что-то отмочат! — рычит Флаг.

— Аш. Я тебя спрашиваю.

— Не знаю.

— Да что тут вообще происходит?

— Не знаю.

Флаг присматривается к афганцам. Все-то эти разбойники знают. Потому-то и отираются у ворот. Развлекаются, наслаждаясь нашей растерянностью.

Двое головорезов тянутся к морде Снежинки. Я отстраняю их.

— Где Баз? — ору я на дари.

Один из дикарей пытается забрать у меня повод. Флаг выхватывает клинок. Копья Кулака и Рыжего Малыша, мигом пришедшие в положение к бою, заставляют нахалов присмиреть и попятиться.

— Аш! — кричу я. — Что, в конце концов, означает все это дерьмо?

— Матфей!

Флаг указывает на толпу у ворот.

Что там?

Дженин?

Да, там Дженин.

Хитрая, продувная девица. Так вот где она берет дурь.

Дженин видит, что она обнаружена, и пускается наутек, словно заяц. Я пришпориваю Снежинку. Миг — и та переходит в галоп. Флаг летит следом. Девчонка петляет между шатрами. Еще миг… и погоня заканчивается. Мы вязнем в толпе дикарей.

— Эти козлы нас провели! — ревет Флаг. — Выманили сюда, а Шинар с малышом там одни!

Я вижу, как Дженин удирает по лагерной улочке, и в моих ушах звучит вчерашнее предостережение Аша.

«Лучше бы ты опасался девиц, крепко зажатых в когтях ашаара».

Моя плеть клочьями обрывает шерсть с боков бедной Снежинки, ее ребра трещат под ударами бешено колотящих по ним каблуков. Нас провели, как сосунков. Баз перехитрил нас.

Мы с Флагом мчимся по вьющейся вдоль реки улочке назад, к Шинар, к лагерю царской стражи. Напротив горы Бал Тегриб через поток переброшены три моста, все они битком забиты местными жителями и притащившимися на свадьбу гостями. За рекой раскинулось широкое поле, используемое в последние дни как плац для муштры, над ним громоздится массив цитадели. Мы уже видим формирующие парадный строй подразделения. Как нам попасть туда? По мостам не проехать, а река слишком глубока, чтобы надеяться пересечь ее вброд. А если пустить лошадей вплавь, то, во-первых, животным недолго и надорваться, а во-вторых, на дальний берег не так просто выбраться. Все более-менее пологие спуски охраняются цепью постов и гвардейскими конными патрулями. Хорошо, если нас по-доброму перехватят, а не пристрелят прямо в воде, не дав даже назваться. Вот мы и вынуждены нестись полторы лишних мили к тем верхним мелям, через какие перегоняют на заречные пастбища скот.

Когда наши лошади наконец выбираются на другой берег, у них подгибаются ноги. Проселок, ведущий сторону Бактры, раздваивается, одно его ответвление сворачивает к пустоши, заросшей тамариском и окаймленной с дальнего от нас боку лачугами бедноты, а второе (южное) смыкается с трактом, соединяющим Бактру с Драпсакой. Этот тракт упирается в восточные городские ворота, которые представляют собой узкое бутылочное горлышко, всегда, в любой день заткнутое, как пробкой, людской шевелящейся массой. Страшно подумать, что там творится теперь, и потому мы забираем левее, мчась прямиком к обегающей нижний город стене. Хотя моя кобылка и вымотана, она наддает и опережает мерина Флага где-то на дюжину корпусов. Мне уже хорошо видны западные ворота, к каким отовсюду стекаются нескончаемые вереницы людей. Я натягиваю поводья, давая Флагу возможность поравняться со мной, и указываю на обвалившийся участок стены.