Я помолчал, вздохнул. Нужно ли мне было новое приключение? Или я тогда подсознательно, из чувства благодарности Федору решил ввязаться в это дело?

Я был наслышан об этом загадочном убийце. Сопоставляя отрывочные данные о Палаче, я однажды вдруг понял, что им может быть только один человек. Потому что во всех преступлениях прослеживался один мотив – месть. Месть группировкам, которые занимаются наркотиками.

– Я тебя в шею не гоню, ты подумай.

Чегодаев ушел, а я стал смотреть телевизор дальше, одновременно читая газету и думая о странном предложении.

Неожиданно зазвонил телефон.

– Я слушаю.

Звонил Чегодаев. Опять будет уговаривать.

– Я тебе говорил! Дом Беркутова взлетел на воздух. Одни руины остались. Но почти никто не погиб, – Беркутов с семьей дома не ночевал.

– Что значит – почти никто? Есть жертвы?

– Да. Нашли труп неизвестного, в спине кинжал, длинный и тонкий.

– Причина смерти?

– Эксперты скажут только после вскрытия. Скорее всего неизвестный погиб от взрыва, а кинжал воткнули уже в труп, как расписку. Мы опросили соседей. Никто не видел, чтобы вносили ящики или какие-нибудь иные вещи… Неужели ты мне не поможешь? Юрий?..

– Это по твоей части.

– Эх ты, Юрий… – в трубке послышался шумный вздох.

Я больше всего боялся этого момента. Когда Федор пустит в ход последний аргумент: мол, я за тебя жизни не пожалел, а ты не хочешь рискнуть ради моей карьеры. Я понял, что Федору во что бы то ни стало надо было поймать Палача, чтобы зарекомендовать себя перед начальством.

– Мне подъехать туда?

– Подъедь.

Ничего особенного я не ожидал увидеть. Подобное я не однажды видел. Бегали люди, суетились корреспонденты, мигали пожарные, скорые и милицейские машины. Но ничего такого, что могло пролить свет на это очередное преступление, я не нашел. Походив по развалинам, попрыгав через лужи, налитые пожарными брандспойтами, понюхав гарь, я плюнул и пожалел, что бросил свой диван и телевизор.

У пожарной машины меня остановила молоденькая, очень стройненькая и такая же глупенькая журналистка. Я знал ее. Кажется, ее звали Светланой. Она писала репортажи со всех мест преступлений, и многие пользовались ее услугами. Ее было достаточно завести в кафе, угостить шампанским, хорошим обедом и рассказать две-три детальки, отталкиваясь от которых дальше работала ее фантазия.

Но Светлана была страшно прилипчивой и могла преследовать свою жертву до бесконечности, пока ее не остужали при помощи крепких выражений. Когда я увидел ее, то ощутил раздражение.

– Юрий Язубец? – тихо спросила она, с заговорщицким видом подходя ко мне, словно к старому приятелю. – Что делает здесь рядовой ОМОНа?

Блондиночка знает мое имя. Однажды, в нарушение всех инструкций, к нам в подразделение привели эту журналистку, и она брала у нас интервью. Когда она попросила, по старой привычке, назвать фамилию лучшего, мой начальник, глазом не моргнув, назвал мою фамилию. По моему взгляду журналистка поняла, что появление моей фамилии в газетной статье крайне нежелательно. Фамилия поэтому не появилась, но девушка не пожалела красок, описывая «мужественного воина ОМОНа, с волевым красивым подбородком, бесстрашно сражающегося с преступным миром» и т. д. Явно я Светлане понравился.

– Никаких комментариев, – обрезал я.

– Вы тоже склонны к версии, что Палач – это муж одной из погибших? – она не обратила ни малейшего внимания на мои слова.

«Боже, откуда она знает? Я сам едва склонен верить этой версии, а она уже в курсе!» – подумал я и разъярился:

– Вам что, делать нечего – в два часа ночи глупые вопросы задавать? Черт вас всех подери…

Я понимал, что если я хочу задержаться в милиции и заиметь виды на рост, на продвижение, чтобы хоть как-то гарантировать себе будущее, а не оставаться вечным скитальцем по общежитиям, то с прессой надо дружить. Но это у меня иногда получается. Журналисты лезут в каждое дело, путают факты, приписывают тем или иным персонажам историй качества, которых у тех сроду не наблюдалось. Хорошо помня о том, что мы с Фаридом были в хороших отношениях и две сестры были – одна его женой, а другая моей подругой, я с ужасом ожидал того дня, когда появится очередная разгромная статья о жертвах мафиозных разборок, в которой будет в каждой строке фигурировать моя фамилия.

Я знал, что за Фарида и его семью мстит кто-то свой, но кто это именно – мне пока не приходило в голову. Вероятнее всего, то был один из московских родственников Фарида, с кем мне не приходилось встречаться.

Тогда же, когда дом Беркутова взлетел на воздух, Чегодаев высказал предположение, что так люто мстить может только человек, у которого отняли самое дорогое. Таким человеком мог быть я или сам Фарид. Чтобы скрыть свои предположения и намерения, я согласился на предложение Чегодаева наняться в службу охраны Беркутова. А дальше все пошло кувырком.

…Вдоволь накупавшись и повалявшись на горячем песке, я выбрался на дорогу. Полнозвучно звучал источник, с плеском переливаясь через край водостока, выдолбленного из ствола сосны. Источник питает озеро, в котором сейчас будет купаться Федор Чегодаев. А я буду его охранять и вспоминать.

Я снова вспоминаю события прошедшего года, после того, как я был изгнан из Абхазии…

…Чегодаева, вероятнее всего, соблазнила долговязая журналистка, и он ей все рассказал, проболтался. Откуда мне было знать, что все оказалось наоборот? Уже на следующий день в «Московском комсомольце» была напечатана разухабистая статья с различными версиями о причинах целой серии преступлений, у которых был один почерк. По одной из версий – мое признание в том, что так мстить могли только я, либо Фарид, хотя моя фамилия из чувства приличия или безопасности (не знаю точно) была названа.

Я, конечно, вспылил, но Чегодаеву прежде всего досталось не от начальства. Ему, конечно, была устроена головомойка, мол, хватит болтать с журналистами. Чуть ли не сам Лужков, мэр Москвы, был недоволен появлением подобных версий. Люди не должны думать, что по городу бродят вооруженные до зубов мстители и методично, по своему списку, убивают людей.

Я же, в свою очередь, сказал:

– Федор, я признателен за то, что ты спас мне жизнь. Но шантажировать этим меня не надо…

Чегодаев попытался объяснить происшедшее необходимостью наводки Беркутова на информацию обо мне, как лучшем работнике, но его лепет раздражал меня.

А больше всего досталось Федору от жены Вероники. Та действовала физическими аргументами, после которых красная кожа Федора стала еще более красной и покрылась бороздками от ногтей.

– Я не для того пережила чуть ли не твою смерть, чтобы ты меня позорил! Я отучу эту сучку брать информацию в постели! – рвала и метала правоверная супруга. Насилу мы уговорили Веронику не устраивать скандала в редакции, поскольку это будет смешно.