Как говорилось в предыдущем разделе, в деле формальной женской эмансипации и равноправия Веймарская республика была передовым государством, предоставившим равные права женщинам задолго до других западных государств. Другое дело, что за декларированием женских прав в Европе (а не только в Германии) не всегда следовала их реализация — наиболее показательным примером был СССР, где конституции 1918 г. и 1936 г. декларировали равноправие полов, но не изменили мужской монополии в обществе: женщины оказались вдвойне нагруженными: на производстве, как «равноправные», и дома — по традиции. Правда, советские женщины стали доминировать в медицине и в народном образовании, но лишь потому, что эти сферы были самыми плохо оплачиваемыми. В 1942 г. Гитлер с удовлетворением констатировал, что жизненный уровень советских врачей мизерен: при стоимости костюма в 900 рублей, они зарабатывают 550–700 рублей в месяц, то есть 55–70 рейхсмарок. В Германии рабочий в среднем получал около 120–130 рейхсмарок, а должности доктора и учителя в Германии и в нацистские времена были престижными и хорошо оплачиваемыми. И в других европейских странах не все профессии были открыты для женщин. Иными словами, нацисты лишь формально утвердили фактическое положение в сфере женской занятости, повсеместно распространенное в Европе.

В конце Веймарской республики в общей структуре занятости женщины составляли треть от всех работников; они стали постоянным фактором производства. Абсолютный прирост женской занятости приходился, однако, на вспомогательный труд, поэтому женщины меньше мужчин выигрывали от индустриализации. Этот процесс был аналогичным по всей Европе. В 1933 г. в Германии было уже 1,5 млн. трудящихся женщин, причем каждая седьмая из них была служащей. Работодатели предпочитали служащих женщин по той причине, что им можно было платить меньше (в среднем — на 10%), чем мужчинам. Нацистские антифеминистские лозунги пришлись бизнесу по вкусу.

В новейшей литературе по истории нацистской женской политики встречается утверждение о том, что после прихода к власти нацисты радикально сократили женскую занятость, но это верно только отчасти. С 1933 г. до 1934 г. число работниц хоть и медленно, но увеличивалось: с 1,2 млн. до 1,4 млн. Во-первых, крупные промышленные предприятия совершенно не изменили свою кадровую политику. Дело в том, что в Третьем Рейхе разница между оплатой равного женского и мужского труда составляла 25%, и на производстве предприниматели охотно замещали мужчин женщинами. Вместе с тем женщины, как и мужчины, выигрывали от растущего дефицита рабочей силы, так как предприниматели платили больше и давали премии для того, чтобы удержать у себя рабочих и работниц. На берлинских заводах концерна Сименса между сентябрем 1932 г. и декабрем 1933 г., то есть в разгар кампании против женской занятости и пресловутого совместительства (Doppelverdienen), было уволено 282 мужчины и только 13 женщин, а на работу было вновь принято в два раза больше работниц, чем рабочих. Это касается, однако, только рабочих специальностей: форсированная милитаризация экономики в Германии, хоть и привела в 1936–1937 гг. к нехватке рабочих рук, но эти изменения на рынке рабочей силы позитивно никак не отразились на положении высококвалифицированных специалистов-женщин, которых повсеместно сократили сразу после 1933 г. и на прежнюю работу уже не возвращали. В военных отраслях промышленности занятость женщин была низкой и составляла 13% от всех занятых женщин (1,48 млн. из 11,6 млн.). В 1936 г. Германия стала первой промышленной страной, достигшей полной занятости и стабилизации рынка труда, поэтому именно здесь в этот период отмечался упадок трудовой морали, усталость, большое количество прогулов и больничных, что объясняется не протестом против нацизма, но снижением социальной опасности и уверенностью в том, что работа гарантирована высокой конъюнктурой. То же касается и работниц. В отношении последних нужно иметь в виду то обстоятельство, что между 1925 г. и 1938 г. число замужних работниц выросло с 3,6 до 4,6 млн. С марта 1939 г. женщин стали привлекать и на строительство «Западного вала» (по «женским» специальностям) — таким образом, еще до начала войны рынок женского труда также был отчасти милитаризован. Еще более определенный характер имела женская занятость в аграрной сфере — в годы нацизма она постоянно росла, а с началом войны пропаганда начала прямо обращаться к крестьянкам с призывами сохранить прежний уровень производства. Впрочем, в пропаганде разделение сельского труда по половому признаку продолжалось, просто его реализацию откладывали до лучших послевоенных времен. Вообще, война в пропаганде рассматривалась как переходное время, в котором прекращали действие обычные правила в отношениях полов.

Поскольку война планировалась как «молниеносная», то и Генеральный уполномоченный по четырехлетнему плану Геринг, и министр труда Зельдте предписывали подчиненным не привлекать на производство женщин для того, чтобы заменить призываемых в армию мужчин. По расчетам министерства Зельдте, в июне 1939 г. в Германии к 13,8 млн. уже занятых на производстве женщин можно присоединить еще по меньшей мере 3,5 млн. не занятых женщин. По данным статистики, 940 тыс. незамужних женщин и 5,4 млн. бездетных женщин к маю 1939 г. не были заняты в производстве. В 1940 г. распоряжением министерства труда часть работниц была переведена из невоенных предприятий на военные; они (речь о 250 тыс. женщин) были обязаны оставаться там до особого распоряжения, но это распоряжение касалось только обладательниц трудовых книжек. Такой односторонний классовый подход бросался в глаза и общественностью был воспринят неодобрительно.

Во время войны масштабы мобилизации женщин в Германии были самыми низкими из всех стран-участниц войны: даже в демократической Великобритании она была выше. Отказ нацистского руководства от использования экономического и духовного потенциала немецких женщин во время войны самым отрицательным образом сказался на развитии немецкой науки и промышленности в период Третьего Рейха. Причиной такого положения, помимо установок Гитлера, было гораздо меньшее воодушевление войной, нежели в 1914 г.; кроме того, для женщин была слаба экономическая мотивация — они и так уже получали достаточные для жизни компенсации за воевавших мужчин. Поддержка семей, призванных в армию солдат, была довольно щедрой и составляла до 85% дохода мужа или сына до его призыва в армию, включая его приработки и премиальные. Поэтому мотивация женской занятости упала, что и повлекло ее сокращение с мая 1939 г. до мая 1941 г. почти на 500 тыс. работниц. Хотя в Германии — по сравнению с Англией и США — процент женщин в рабочей силе к концу войны был все же выше: 51% немецких рабочих мест был занят женщинами; в Англии этот показатель равнялся 37,9%, а в США — 35,7%, но, с другой стороны, если число работающих женщин по сравнению с довоенным временем в Англии и США во время войны удвоилось, то в Германии оно осталось прежним, и уходивших на фронт мужчин заменяли военнопленные или вольнонаемные рабочие из европейских стран — их было более 5 млн.

Во время войны ввиду растущего дефицита рабочей силы представители вермахта, правительства и партийная верхушка разработали Закон об обязательной женской трудовой повинности; к июню 1940 г. этот закон был согласован со всеми необходимыми инстанциями, но неожиданно его отказался подписать Геринг, который еще недавно целиком поддерживал Зельдте в этом вопросе. Причины такого решения рейхсмаршала были таковы: во-первых, он считал принуждение женщин работать сомнительным по причинам социального свойства, а нехватку специалистов на военных предприятиях он собирался компенсировать отзывом их с фронта (это часто и практиковалось в войну); во-вторых, он надеялся на приток даровой рабочей силы в лице военнопленных.