– Зигфрид бьет сильнее, чем ты… – Голос оборвался, ее вырвало, и я мысленно увидел, как рвотная масса побежала по платью, пачкая его. Захлебываясь, Лиз пыталась что-то сказать, но рвота мешала ей.

– Боже, я любил тебя! – со стоном вымолвил он.

– А я тебя – никогда!

– А ты любила только себя.

– Нет, ошибаешься. Как всегда, ошибаешься. Себя я тоже ненавижу.

Послышался скрип, очевидно, он помог ей перебраться на постель. Теперь она уже плакала навзрыд.

– Оботри меня, – просила она, – пожалуйста! Я не могу выносить этот запах…

– Нет, он вполне тебе подходит, Лиз.

Услышав, как дверь за ним затворилась, я осторожно отодвинул щеколду и открыл дверь в спальню. От тусклого света настольной лампы в комнате лежали густые тени. Лиз скорчилась на кровати спиной ко мне, подтянув колени к подбородку. Запах рвоты мгновенно вызвал у меня ретроспективный кадр: Майло Кипнюз лежит рядом с загаженным унитазом, медленно умирая в нечистотах. Я тихо закрыл за собой дверь, погасил свет в туалете, на цыпочках подошел к двери, ведущей в коридор, и чуть-чуть приоткрыл ее.

Брендель стоял на верхней лестничной площадке у перил, вцепившись в них обеими руками, слегка подавшись вперед, с поникшей головой, точно разглядывал складку у себя на брюках.

Потом он подошел к лестнице, начал спускаться. Я неслышно выбрался из туалета, пересек площадку и осторожно, крадучись вдоль стены, последовал за ним, моля бога, чтобы никто не обнаружил меня и не пристрелил так просто, ради забавы. Это был действительно сумасшедший дом. От страха почти протрезвевший, я притаился у гобелена. Здесь стояла тишина, и лишь где-то далеко внизу все так же пиликал струнный квартет. Брендель остановился в центре площадки, провел рукой по лбу. Пламя свечей играло на его твердом крахмальном воротничке и манжетах. Он бессильно опустился на огромный диван, уперся локтями в колени и обхватил голову ладонями.

Какое-то движение на ступеньках чуть ниже площадки привлекло мое внимание. Из полумрака показался высокий сутулый мужчина. Он неторопливо подошел к сидящему, должно быть, что-то сказал ему: Брендель медленно поднял голову и кивнул в знак того, что узнал его. Сутулый присел рядом с ним, положил руку ему на плечо, как бы утешая.

Это был Герхард Рошлер.

Связь этих людей казалась мне сейчас почти ощутимой: их связывало много общих дел и секретов, скрытых во мраке десятилетий. Рошлер протянул ему сигару, вспыхнула спичка, заклубился дым. Я не мог разобрать ни слова, доносилось лишь едва слышное бормотание низких гортанных голосов, и мне подумалось, что было бы неплохо в тяжелый момент иметь вот такого доброго друга, который бы меня так же утешил.

Наконец Рошлер тяжело поднялся с дивана, тронул Бренделя за плечо. Брендель остался сидеть понурив голову, а Рошлер, я слышал, утешал его, точно рассказывал сказку на сон грядущий. Продолжая похлопывать Бренделя по спине, Рошлер медленно вынул левую руку из кармана пиджака. Он сжимал в ней какой-то предмет, но я не мог разглядеть, что это было. Потом Рошлер вытянул руку вперед, медленно поднес ее к виску Бренделя. Я наблюдал эту немую сцену, и вдруг до меня донесся звук, похожий на приглушенный кашель. Точно такой же хлюпающий звук я слышал в коридоре дома в Глазго, в темных недрах которого я разыскал тогда Алистера Кемпбелла. Я понял, что доктор Рошлер только что всадил пулю в голову Гюнтера Бренделя.

Брендель дернулся в сторону и осел в углу между спинкой и подлокотником дивана. Рошлер приподнял обмякшее тело и перевалил его через спинку. Прошло всего секунд тридцать с того момента, как раздался хлопок выстрела. Рошлер оправил пиджак, снова сел на диван, и мне был виден тлеющий в темноте кончик его сигары. Я стоял в полном оцепенении, прислонясь к гобелену, с которого умирающий кабан глядел на меня золотистыми глазами.

Рошлер встал с дивана и начал подниматься по лестнице, направляясь в мою сторону. Я даже почувствовал запах его сигары. Остановившись рядом со мной, он посмотрел мне в глаза. Казалось, во всем мире остались только мы одни.

– Вы видели? – негромко опросил он.

Я кивнул.

– Это должно было случиться. Слишком много на то причин. Возмездие – одна из них. Он так долго меня использовал, так долго шантажировал… Я был его другом, пока не пришел мой черед поквитаться с ним. Моя ненависть оказалась сильнее нашей дружбы.

– Можете ничего мне не объяснять, – с трудом проговорил я. Язык стал сухим, шершавым.

– Как хотите, но кое-что вам следует знать. Я убил его не по собственной прихоти. Это было не обычное убийство. Тут есть весьма тонкий нюанс… – Мы оба повернулись к перилам, о которые незадолго до этого опирался Брендель, пытаясь взять себя в руки. – Это – политическое убийство. Вы понимаете?

Я тупо покачал головой.

– Я – человек Айвора Стейнза в Мюнхене, мистер Купер. Действую согласно его инструкции. Он приказал мне найти вас и оказывать помощь. – Рошлер внимательно осмотрел свою сигару, прежде чем продолжать дальше. – И он дал мне понять, что открыться вам я могу только после выполнения задания. – Он вздохнул. – Теперь у меня легче на душе. Однако боюсь, нам с вами предстоит долгая бессонная ночь. Необходимо проявлять крайнюю осторожность.

Рошлер… У нас не было ни малейшего шанса предотвратить убийство Бренделя. Мы все время двигались наугад, на ощупь, как слепые котята.

– Встряхнитесь, Купер, – прогудел Рошлер. – Не так уж все плохо. Хуже, если бы вы были стариком вроде меня, когда уже ничего не нужно, ничего не страшно и почти ничего не осталось, ради чего стоило бы жить.

Мои мысли, подобно магнитофонной пленке, словно отматывались назад, и я услышал голос Сент-Джона, который говорил, что я мало потеряю, если не доживу до утра. Нельзя было не признать: все философски относились к моей смерти.

– Ваш приятель Питерсон там, внизу. – Какое-то время Рошлер наблюдал за мной, точно опасался, что меня вот-вот хватит удар. – Спуститесь и разыщите его, мистер Купер, и приведите в комнату Лиз.

– Между ними только что произошла ссора. Я находился в то время в ванной и все слышал.

– Да, я знал о ссоре, он рассказал мне. Он безумно переживал и, пожалуй, даже хотел умереть в ту минуту. Он действительно любил ее. Ну да ладно, пойду поговорю с Лиз, надо сообщить ей, что произошло. – Он уже хотел идти, но помедлил: – Надеюсь, вы понимаете, что Стейнз оказался прав: Бренделя было необходимо обезвредить.

– Обезвредить? Что вы имеете в виду?

– Я сам толком не знаю, мистер Купер, но что-то должно произойти, что-то очень… важное. Правда, я не уверен, помешает ли этому смерть Бренделя… А теперь я должен заняться Лиз.

Оставшись один, я чувствовал себя на грани обморока, но какая-то сила неудержимо тянула меня к дивану. А что, если он все еще жив? Я ничего не мог с собой поделать, встал коленями на диван и перегнулся через спинку: Брендель лежал скрюченный, в неестественной позе, едва различимый в темноте.