Первая экспедиция к скоплению Геркулеса была чисто астрономической, ее участники интересовались только астрофизикой скопления — тесной группы из миллионов звезд с окружающим пространством, сравнительно чистым от пыли и газов. Но облетая двойную звезду Лагранжа, наблюдатели открыли планету и исследовали ее. Она оказалась двойной планетой, причем больший элемент системы был подобен Земле. В соответствии со своей троянской позицией он был назван Троасом, а меньший компонент — Илиумом. Из-за отсутствия средств для посадки экспедиция ограничилась наблюдениями из космоса…»

Лоренцен со вздохом опустил текст. Он заранее знал это.

Спектрографические данные об атмосфере, да, наблюдалась растительность, по-видимому, содержащая хлорофилл. Расчеты массы и поверхностного тяготения. Измерения температуры подтверждали то, что показывала карта: мир в объятиях льда, но экваториальные районы, хотя и прохладные, с климатом, насыщенным снегом и бурями, но знающие и расцвет лета. Мир, где, возможно, люди смогут ходить без скафандров, где они смогут пустить корни, построить себе дома. Семь миллиардов человек, битком набивших Солнечную систему, требовали нового места для жизни. И в течение своей жизни Лоренцен был свидетелем того, как эта мечта умирала.

Можно было предвидеть это, конечно, но никто не верил, пока один корабли за другим не возвращались домой, покрытые межзвездной пылью, с изуродованными бортами, с одним и тем же сообщением. В Галактике были мириады планет, но ни одной, где бы человек мог пустить корни.

Земная жизнь — это такое равновесие химических, физических и экологических факторов, большинство из которых возникло вследствие геологических и эволюционных случайностей, и вероятность найти мир, где человек мог бы жить в естественной среде, меньше, чем можно себе представить. Во-первых, нужно найти кислородную атмосферу, нужный уровень радиации, температуры, тяготение, не слишком маленькое, чтобы удержать атмосферу, и не слишком большое, чтобы не раздавить человеческое тело.

Одно это отсеивает большинство планет: остается не более одного процента.

Во-вторых, вступают в действие биологические факторы. Нужна растительность, съедобная для людей, трава, которую могли бы есть домашние животные; а трава не может расти без огромного количества других форм жизни, большинство из которых является микроскопическими: захватывающие кислород бактерии, сапрофиты, гнилостные бактерии — а их нельзя просто переместить в новый мир, поскольку они, в свою очередь, зависят от других жизненных форм. Надо предоставить им экологический фон, на котором они смогли бы существовать. Миллионы лет самостоятельной эволюции производили местную жизнь, которая либо была несъедобной, либо чистым ядом для земных организмов.

Марс, Венера, спутники Юпитера были колонизированы, да, но это потребовало огромных расходов и происходило из-за особых целей — шахты, содержание преступников, бегство от двухсотлетней войны и тирании. Но система защитных куполов и резервуаров для выращивания пищи никогда не сможет прокормить много людей, как бы вы ни старались. Теперь, когда перед человечеством открылись звезды, никто не хотел жить на планете — аде. В денежных терминах — ибо всякая экспедиция требовала денег — за такие планеты не платят.

Несколько планет можно было колонизовать. Но там оказались болезни, к которым у человека не было иммунитета, а это значило, что погибнет не менее девяноста процентов всей колонии, прежде чем будут найдены нужные сыворотки и вакцины (умирающий экипаж «Магеллана», возвратившийся с Сириуса, успел передать по радио свой трагический рапорт, прежде чем направил корабль на Солнце). Или на планете были туземцы, со своей собственной технологией, ненамного уступавшей нашей. Они сопротивлялись бы вторжению, а логика межзвездных завоеваний отвратительна. Сопоставление стоимости посылки колонистов и их создания условий для жизни (материальные ресурсы, кровь, пот и слезы) с ожидаемыми выгодами (несколько миллионов человек получали землю, со временем они могли бы направлять торговые корабли к Солнцу) было неутешительным. Завоевание теоретически возможно, но война истощила бы человечество, большая часть которого все еще страдала от голода.

Хотели: землеподобную планету, пригодную для жизни, но населенную, не имеющую болезней, достаточно богатую, чтобы содержать колонистов без помощи с Земли.

Получили: ничего. Лоренцен вспомнил волну возбуждения, поднявшуюся вслед за возвращением экспедиции из скопления Геркулеса. Он был тогда еще мальчиком, это было за год до того, как он отправился в политехническую школу в Рио; но и он в зимнюю аляскинскую ночь всматривался в холодное высокомерие звезд.

Был оснащен «Да Гама» и исчез в космических просторах. Прошло два года, и люди устало вздохнули от умирающей надежды. Убиты туземцами или микробами, проглочены внезапно расступившейся поверхностью, заморожены внезапным штормом с ледяного севера — кто знает? Кто осмелится гадать?

Теперь мало кто говорит о Новой Земле; больше не публикуются, как раньше, утопические трактаты о новом старте человечества; все больше и больше людей обращало свои взгляды к Земле, понимая, что это их единственный дом и единственная надежда на все времена.

— Две ласточки не делают лета… Статистически неадекватная выборка… Статистически несомненно, что где-то должно быть…

Но фонды на исследования сокращались на каждой сессии Парламента. Все больше огромных межзвездных кораблей повисли во тьме около Земли, в то время как их капитаны разыскивали средства. И когда институт Лагранжа захотел на свои средства приобрести один из таких кораблей, он не смог этого сделать, всегда находились разные причины.

— Сожалею, но мы хотим сохранить его; как только найдем средства, мы попытаемся осуществить свой собственный план… Сожалею, но корабль уже сдан напрокат: через два месяца отправляется с ксенобиологической экспедицией к Тау Кита… Сожалею, но мы собираемся занять его межпланетным фрахтом… Сожалею.

«Генри Хадсон» должен был быть построен с самого начала.

Египтяне плавали до Пунта и легко могли двигаться дальше; с небольшими усовершенствованиями их корабли достигли бы Индии. Древние греки построили игрушечную паровую турбину, но вокруг было слишком много дешевой рабской силы, чтобы строить турбину всерьез. Римляне печатали карты, но не перенесли это на книги. Арабы создали алгебру, но изменили ей ради теологии. Человека никогда серьезно не интересовало то, в чем он по-настоящему не нуждался. Общество должно ощутить реальную потребность в чем-нибудь, тогда это будет сделано. Стремление к межзвездным путешествиям умирало.

Солнце осталось позади в двух миллиардах километров и превратилось в яркую звезду, когда они перешли в искривленное пространство. Машины взревели, вырабатывая мощность, необходимую для производства омега-эффекта. Раздалось пронзительное жужжание: корабль и его экипаж поднимались по энергетическим уровням; атомы переделывались по недираковым матрицам. Затем наступила тишина, спокойствие, на экранах была абсолютная чернота.

Это было как бесконечное падение в ничто. Корабль не ускорялся, не вращался, ибо не было ничего, относительно чего можно было замерить его движение: в продолжение всего путешествия в искривленном пространстве корабль был иррелевантен к нашей четырехмерной вселенной. Вес вернулся, как только внешняя оболочка корабля стала вращаться вокруг внутренней, но Лоренцен по-прежнему чувствовал себя больным: он с трудом выносил состояние свободного падения. Теперь ничего не оставалось, как спокойно ждать в течение месяца или около того, пока они доберутся до звезды Лагранжа.