Морри вышел в Девяткино, прошел в метро. При этом ему пришлось некоторое время ждать, поскольку у прохода скопилась очередь, а вводить в заблуждение автоматы Морри пока не умел. В подземелье пришлось пережить несколько неприятных минут: сосущие человеческую силу обитатели тоннелей решили попробовать Морри на вкус. Морри-алчущий сумел отбиться и оградить Силой часть вагона. Люди, оказавшиеся поблизости, удивленно оглядывались, кое-кто даже улыбнулся: у них возникло ощущение, словно в хмурый день выглянуло солнце. Но радостное ощущение быстро прошло, поскольку Морри-алчущий мигом слизнул избыток энергии. Головы пассажиров тут же поникли, а глаза потухли. Овцы, привычные к стрижке. Были, впрочем, и такие, кто тем или иным способом успешно противостоял подземным сосунам. С Морри им бы, конечно, не справиться. Но Морри сам не стал их трогать. Он не хотел прежде времени вступать в конфликт с Настоящими Силами.

Морри вышел на «Балтийской», свернул направо, перешел через мост и двинулся навстречу запаху жженых костей. Впрочем, сам запах не имел значения. Морри совершенно точно знал, куда идет. Пришло время взять союзника.

– Он опять в городе,– сказал Игоев.

– Точно? – спросил Глеб.

Вместо ответа Кирилл протянул ему сводку дневных происшествий. Одно было подчеркнуто. В электричке найден мертвый мужчина. Смерть признана естественной, так как свидетели видели, как мужчина вошел в вагон, сел и, как они посчитали, уснул. Документов при покойнике не обнаружено. Одет в прорезиненную куртку защитного цвета, такие же брюки и болотные сапоги. Возраст – около пятидесяти.

– Это еще не факт,– проговорил Стежень.– Мало ли…

– Много,– перебил Игоев.– Я ездил в морг. Можешь не сомневаться: это жертва Морри.

– Скверно,– Стежень потер подбородок. Никак не привыкнуть к отсутствию бороды.– Наши знают?

– Я звонил Андрею.

– Что будем делать?

– Ты сумеешь его найти?

– В городе – нет. А ты?

Игоев пожал плечами.

– Боюсь,– сказал он,– эта тварь сама нас найдет.

Как в воду глядел.

– Ты – Сатана? – Здоровенный брюхастый бугай, весь в разноцветных наколках, поставил пивную кружку, поднялся и сверху вниз глянул на собеседника, тоже не малыша, но на полголовы ниже.

Один из собутыльников брюхастого оглушительно загоготал, второй, перекрывая гогот, гаркнул:

– Крутая кликуха, Харлей! Давай ему нальем!

– Это не прозвище,– холодно произнес незнакомец.

И вдруг неуловимо быстрым движением выхватил из уха Харлея серьгу с черепом.

Здоровяк дернулся, медленно багровея, тронул мочку уха. Целая! Ловкач не вырвал серьгу, а вынул!

Несмотря на изрядное сходство с племенным хряком, Харлей был достаточно проворен. Причем не только насчет помахать кулаками, но и пошевелить мозгой.

– Бля! – просипел он.– Ты…

– Это мое,– спокойно заявил незнакомец и воткнул серьгу в собственное ухо. Крови не было, хотя Харлей мог поклясться, что мгновение назад мочка незнакомца была целкой.

– Твою мать… – пробормотал он.

И тут вспомнил! И протрезвел.

Сверля незнакомца поросячьими глазками, Харлей прокручивал варианты. Дело в том, что серьга-череп не была купленной на лотке безделушкой. Ее дал Харлею человек, с которым они были повязаны. Крепко повязаны. «Take it! – сказал тот человек.– Возьми! Это знак Сатаны».

Был тогда и третий. Но тот никому ничего не сказал. Потому что через пятнадцать минут придурошный банковский охранник прострелил ему башку.

Знак Сатаны…

Дружбаны Харлея притихли. Ждали, что отмочит вожак.

Харлей грузно опустился на скамью, похлопал рядом с собой.

– Верю,– сказал он.– Присаживайся.

Морри смотрел фильм. Выбрал его не он, а Харлей. Но Морри неожиданно заинтересовался. Телевизор он наблюдал и раньше, но почему-то полагал, что он воплощает чьи-то безумные видения. Эту мысль Морри считал с сознаний своих жертв. Видения есть видения. Если их видит ведающий, они важны и полезны. Но сами по себе они – ничто. Любопытства же Морри был лишен начисто. Поэтому ни сами картины, ни способ, каким они сделаны зримыми, Морри не интересовал. И вдруг, даже не по мыслям, а просто по репликам Харлея и его приятеля, Морри сообразил: то, что происходит на экране, где-то происходило на самом деле. А на экране крыло «F-16» обращало в черный дым тропическую деревеньку. Несколько удивленный, Морри порылся в памяти того, чьим телом пользовался… и узнал очень много интересного. И нового.

Разумеется, он мог бы узнать все это раньше. От других жертв. От тех, кто выполнял его волю. Никто из них не мог что-либо скрывать от Морри. Это было бы так же нелепо, как отказ уже съеденного обеда послужить пищей. Трудность в том, что жертвы не способны проявлять инициативу. Они выполняют, что велено, дают ответы на вопросы, но вопрос сначала следует задать. Именно поэтому Морри понадобилась не жертва, а союзник. Со временем и союзник станет жертвой. Но пока он свободен настолько, что даже не открывает Морри своих мыслей. Разве что с самой поверхности. Зато практически полностью сохраняет то, что во многом и делает человека человеком, то, из-за чего Морри-алчущему понадобился Морри-разум,– свободу воли.

Харлей и его приятели продолжали смотреть фильм и потягивать пивко, а Морри-разум уже примерял новые возможности. А возможности были грандиозными. Потому что те орудия убийства, которые он уже наблюдал, казались теперь игрушечными. Пустяшными. Теперь Морри знал: существует могущественная сила, невероятно могущественная, способная в считанные минуты стереть весь этот город. Последнее, конечно, ни к чему. Достаточно одной из боевых дружин верхом на железных зверях смерти, чтобы стать князем в этом городе. А князю значительно легче обрести власть и над иным миром, поскольку именно князь мажет кровью губы идолов. Дело за малым – подмять под себя волю тех, кто поставлен командовать дружиной. Так, как Морри уже проделал это несколько дней назад с бойцами «Национального возрождения». Младшие повинуются старшим, а старшие будут служить Морри. Но служить охотно, потому что Морри знает, что нужно воинам. Сытое брюхо, сладкое и хмельное питье, ласковые женщины – младшим. Власть, слава и гордость – старшим. И всем – карканье ворон, пирующих на трупах врагов. Морри даст все это воям, и вой одарят его своей преданностью. А преданность – тоже Пища, пусть и не такая сладкая, как истекающая Жизнь. Но будут и Жизни, сотни, тысячи Жизней впитает в себя Морри, когда падут пред ним другие города…

Морри-алчущий, опоенный сладостными мыслями Морри-разума, впал в подобие грезы, а Морри-разум решил узнать, что думает его союзник о плане вокняжиться в этом городе.

– Реально,– подумав, сказал Харлей. Наполеоновские планы нового приятеля его не удивили: Харлей не раз общался с теми, кто мыслит масштабами миллионов. И долларов, и людей.– Офицерам и тем жрать нечего,– заметил он.– А о солдатиках и речи нет.