Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лиам остановился. Справедливость доводов Дориана дошла до него и заставила остыть.
– Я знал, что здесь ты узнаешь всю правду, – и Дориан указал на Гордона, который моргал глазами, отупевшими от опиума и ужаса. – Эта куча отбросов рассказала тебе все, что тебе следовало знать. А теперь сделай то, что нужно сделать, чтобы любимая женщина стала твоей.
Лиам смотрел на брата и видел того же демона, на которого каждое утро смотрел в зеркале. Неожиданно ему захотелось ему многое сказать и за многое извиниться, даже за грехи, которых он не совершал. Но прежде…
Он достал из сапога кинжал.
– Не делайте того, о чем потом пожалеете, – начал умолять Гордон, протягивая к нему слабую руку. Он уже потерял всякую способность соображать из-за боли в изуродованном лице и большой дозы наркотика в организме. – Я же лорд, – лопотал он сквозь залитые кровью зубы, – значит, будет расследование. Когда найдут мое тело, все поймут, что это ты убил. На железнодорожной платформе было много свидетелей. Они видели, как ты ее защищал.
Дориан Блэквелл усмехнулся:
– Почему ты думаешь, что здесь что-то найдут?
– Здесь будет только кровь, которая накапала на кушетку, – добавил невозмутимо Арджент.
Лиам кивнул и направил кинжал в лицо виконта.
– Меня зовут Уильям Грант Руарид Маккензи, я – Демон-горец, лэрд клана Маккензи из Уэстер-Росс, девятый маркиз Рейвенкрофт. Когда мы встретимся в аду, ты будешь знать, как меня зовут. Я поклялся моей женщине, что если ты попадешь мне в руки, то я воткну свой дирк тебе в глаз!
И он это сделал.
– Я должна быть с ним!
Волнение не давало Филомене сидеть. Милли Ли Кер и Фара Блэквелл тоже вскочили, когда она начала бегать по мягкому кобальтовому ковру, устилавшему пол в особняке Блэквеллов в Мейфэре.
– Что, если… бедные дети… я должна!
– Филомена, дорогая. – Фара обняла ее за плечи и постаралась усадить на диван. Шелковые юбки Фары ярко-синего цвета шелестели в тишине дома. – Дориан и Кристофер остались приглядеть за твоим лордом Рейвенкрофтом, пока Мердок и я занимались бумагами о твоем освобождении от обвинения. Они обещали прислать гонца, если появятся какие-то новости.
От волнения у Филомены образовался в груди сжатый кулак, который давил на сердце так, что казалось, каждое его биение может стать последним. Такое отчаяние она чувствовала только в клинике Белль-Глен. И впервые эта боль не имела отношения к ее собственной безнадежной ситуации.
Даже когда она думала, что ее снова увезут в клинику, куда Гордон решил заточить ее на неопределенно долгое мучительное время, она болела душой только за Лиама. Она пережила ужасный шок, когда увидела расползающееся пятно крови на его сером жилете, и потом, когда он упал на землю огромной горой.
– Прошло уже много часов!
Филомена была не из тех женщин, кто по любому поводу заламывают руки, но сегодня она только и делала, что их заламывала.
– Я не могу сидеть и ничего не делать, я сойду от этого с ума!
Ее должны были отправить в такое место, где она будет в безопасности, если человек, которого она любит… Боже! Она даже думать об этом не хотела. Что, если они не дают о себе знать, потому что новость необходимо сообщить только лично. Трагическое известие?
Единственное, что мешало ей помчаться в госпиталь, это мысль, что Лиам откажется ее видеть. Сможет ли она пережить такой отказ? Возможно ли, что Лиам ее отвергнет? Разве она выдержит, если увидит в его глазах мысль о предательстве?
До этого момента ответ на эти вопросы был неясен. Но ответ был – решительное да. Если он жив, она вынесет все, что за этим последует. Только бы увидеть, как его широкая грудь дышит, а его гибкое мускулистое тело, наделенное нечеловеческой силой, живет! Все остальное не имеет значения. Только бы знать, что с ним все в порядке. Увидеть собственными глазами, что Демон-горец снова встал на ноги.
Схватив свою ротонду, Филомена направилась к двери.
– Если ты идешь, то мы, конечно, пойдем с тобой. – Милли Ли Кер, одетая в фиолетовые шелка, тоже взяла меховую накидку и сверкнула глазами. – Знаю, если бы Кристофер попал в такую же ситуацию, целый римский легион не смог бы меня остановить.
Но Фара их удержала.
– Я научилась доверять Дориану, – сказала она ровным голосом. – Понимаю, какие чувства ты сейчас испытываешь, Филомена. Но если бы жизни маркиза хоть что-то угрожало, мой муж позвал бы тебя. Он просил, чтобы мы ждали здесь, и я знаю, что у него есть для этого причины.
Филомена остановилась, охваченная нерешительностью, посмотрела на дверь за изящной спиной Фары, потом в глаза графини Нортуок.
– Твой маркиз и мой муж – братья, Филомена. – Твердый тон Фары привел ее в чувство. – Они братья, у которых большое и тяжелое прошлое, им нужно в этом разобраться. Возможно, они теперь этим заняты. Им требуется время, чтобы все уладить между собой.
Филомена об этом не подумала. Ведь Лиаму нужно заниматься не только ей. У него есть Джани, его отец, Хеймиш, Дориан, Торн и еще многое. Филомена в его списке катастроф, возможно, стоит совсем не на первом месте.
Тут Мердок, верный дворецкий Блэквеллов, открыл дверь и впустил в гостиную холодный ноябрьский воздух вместе с красавцем Гэвином Сент-Джеймсом, лордом Торном, который выглядел непривычно серьезным. За мощной фигурой графа виднелся Джани, гремевший цепями. Его сопровождали два устрашающих стражника, больше похожих на бандитов, чем на полицейских. Несомненно, это были люди Блэквелла.
Филомену охватил безрассудный гнев, она бросилась к Джани и сильно ударила его по смуглой щеке.
– Как ты мог? – крикнула она.
Джани зажмурился, хотя она не поняла, от боли или от ощущения вины.
– Я не думал, что вы будете так переживать, мисс Мена. Я не знал, что это часть его плана.
– О каком плане ты говоришь? Объяснись!
– Когда Хеймиш ожил и вернулся, он нашел меня в одном из темных залов замка и сказал, что видел, как Рейвенкрофт убил моих родителей собственными руками. Он еще сказал, что маркиз взял меня к себе из-за чувства вины, а вовсе не из альтруизма.
Филомена только покачала головой. Неужели нет конца этому коварству? Неужели всему виной жадность Хеймиша?
– Рейвенкрофт любил тебя как сына, он стал знаменит как Демон на поле битвы, а не в домах простых людей. Ты провел с ним столько лет, как же ты мог этого не знать?
Подбородок Джани задрожал, но он мужественно сдерживал слезы.
– Хеймиш сказал, что он угрожал Рейвенкрофту разоблачением и обещал рассказать мне правду и поведать всем, какие ужасы творил лэрд в Индии, сражаясь против моего народа. Хеймиш описывал страшные вещи…
Джани поднял глаза, горло его свело судорогой, когда он пытался проглотить слезы, кипевшие в его влажных глазах.