Ничего. Ничего. Я не знала, жив он или умер.

Наконец я потеряла сознание от боли (разве не удивительно, что я не обладаю способностью исцелять себя самое?). В себя я пришла в какой-то гостинице, далеко от Пуатье, и у моей постели сидели Эдуар и Жеральдина.

Я улыбнулась Жеральдине, потому что была рада снова увидеть ее. Но ее обычно такое ласковое лицо было нахмурено, а в глазах были такой гнев, такая скорбь, такое глубокое разочарование во мне, что улыбка тут же сошла с моих губ и я вскрикнула.

Потому что как только я направила свое внутреннее зрение на своего возлюбленного и попыталась увидеть его и почувствовать, как он и что с ним, то не почувствовала ничего.

Почти ничего. Потому что потом я ясно увидела его как яркое мерцающее пламя. Но тогда я почувствовала только запах дыма от погасшего фитиля.

«Это тень его духа», – подумала я и горько заплакала.

– Да, плачьте, – сказала Жеральдина, и в ее голосе не было жалости. – Плачьте, потому что дух Люка в сетях врага и только вы можете освободить его. Плачьте и поклянитесь богиней, что впредь вы никогда напрямую не вступите в борьбу с врагом до тех пор, пока не преодолеете свой самый большой страх. Лишь тогда вы сможете освободить своего возлюбленного от вечного страдания.

Я подумала о том пожирателе охваченных страхом душ, подумала обо всех тех, кто сгорел в пламени костров и своим страхом позволил ему увеличить свое могущество. И я остановила слезы и поклялась.

Я никогда не позволю врагу завладеть духом моего возлюбленного или его магией.

После этого я вернулась в монастырь, где много месяцев за мной ухаживали Жеральдина и Мария-Мадлен. И горе, и горечь поражения, и вина за то, что я слушала не богиню, а свое сердце, порой переполняли меня. Мои глупость и самоуверенность стоили моему возлюбленному свободы, но я старалась не заниматься самобичеванием. Мне нужно было сосредоточиться на одном: найти его дух и освободить его из оков врага.

Все это время под руководством Жеральдины я старательно работала над восстановлением своего внутреннего зрения. Но сколько я не пыталась, ясно увидеть Люка не могла. Мне удавалось лишь уловить ощущение его призрачного присутствия, похожего на отсвет уже погасшего огня. И врага я тоже не видела.

Несколько месяцев я не могла ходить без посторонней помощи. Но я много путешествовала, словно исследуя весь мир внутренним зрением: «Люк де ля Роза… Куда ты ушел? Друзья тамплиеры! Видел ли кто из вас Люка де ля Роза, в этой жизни или следующей?»

Никто не видел. Даже Эдуар, скрывшийся в нашем монастыре под видом монаха, нисколько не чувствовал своего племянника, к которому был так глубоко привязан.

– Он умер, – плакал он. – Может, я должен был остаться с ним? Может…

Но потом разум возвращался к нему, и он вспоминал, что если бы он не спас меня, то и я наверняка бы погибла.

Шло время. Много волшебных способов перепробовала я в подвале монастыря, в магическом круге, среди своих сестер и Эдуара. Все напрасно. Мне уже казалось, что душа моего возлюбленного полностью уничтожена.

Но наряду с этим, оказываясь в круге, я также пыталась оказаться лицом к лицу с врагом, с той самой страшной из всех пустот, которую я видела во время своего первого круга с Нони и во время моего посвящения с Жакобом. И каждый раз, когда его образ начинал формироваться, я кричала от ужаса и не могла больше ясно видеть.

И я знала, что эта пустота по-прежнему ждет меня за пределами безопасного круга.

За такую трусость мне не было прощения.

А потом… когда прошло уже больше года поисков, надежд, прозябания с ощущением поражения, однажды после после работы в огороде при монастыре я присела погреться на солнышке. Воздух в тот день был удивительно свежим, и в нем уже начинала чувствоваться осенняя прохлада, но на солнце было тепло, и я закрыла глаза и подняла лицо к небу.

После физического напряжения, – а к тому времени я поправилась уже достаточно для того, чтобы ходить и работать почти как обычно, – да еще и под припекающим солнышком, на меня снизошел глубокий покой. Тот покой, которого я не знала долгие месяцы отчаянных поисков Люка.

И вот там-то, на огороде, пахнущем прохладной, жирной землей, украшенной вьющимися побегами гороха и зелеными веерами лука-порея, мне было дано узнать, что душа моего возлюбленного мечется между добром и злом. И теперь наступило время кризиса, наступило время, когда он больше всего нуждается в помощи, ибо в противном случае сама его сущность будет по-настоящему поглощена врагом.

Но мое внутреннее зрение дрожало. Я была бессильна найти его и помочь ему.

И тогда с полным смирением, помня о своей прошлой ошибке, я обратила свою молитву к богине:

– Я сдаюсь. И отказываюсь от горя, страха, надежды. Я отдаю свое сердце и сознание тебе. Я отказываюсь даже от поисков своего возлюбленного – до того момента, пока ты не пожелаешь открыть его для меня. И я отказываюсь от своего ужаса перед грядущим врагом. Какая бы судьба ни ждала меня, я полностью отдаю себя в твои руки.

И я склонила голову в знак подчинения, при этом отвернувшись от солнца. Но солнечное тепло осталось на моих щеках. Более того, тепло распространилось по всему телу, словно богиня обняла меня, приняла в свои объятия, и я преисполнилась такого глубокого сострадания, что в моем сердце не осталось места ни для какого иного чувства.

И в таком вот состоянии блаженства, полной самоотдачи и приятия своей судьбы я вернулась к моменту своего посвящения, к тому моменту, когда Жакоб стоял рядом со мной и мы смотрели на темный крутящийся шар, наполненный лицами тех представителей расы, кто отверг свое наследие. Там находился и тот ужас, который ждал меня, как я тогда почувствовала, за пределами моего первого круга с Нони: пустота из пустот, отрицание из отрицаний, квинтэссенция безнадежности.

И я снова услышала глубокий, красивый голос Жакоба: «Они боятся того, кто они такие. И трагедия, моя госпожа, заключается в том, что большинство из них стремятся творить добро. Но даже столь мощная сила, как любовь, может привести только к злу, если она сопряжена со страхом».

Ах, только теперь понимала я, что значат эти слова! Ибо моя беспокойная любовь принесла Люку столько горя!

И он был со мной, Жакоб, там, в огороде, так же как был со мной тогда, давным-давно, в ночь моего посвящения, моей инициации. И я чувствовала его любовь и поддержку, когда мы вдвоем вглядывались в эту зловещую вращающуюся сферу…

Которая внезапно опустела.

Я испугалась, что сейчас меня охватит ужас, как это было всегда, когда я раньше пыталась оказаться лицом к лицу с врагом. Но на этот раз мое сердце было укреплено состраданием богини, на этот раз я опиралась на ее силу, на силу Жакоба и на свою собственную силу одновременно и не отрывая глаз смотрела в пустоту, где начал проявляться какой-то образ.