– Ты, кажется, не очень-то был склонен воспринимать всерьёз этих некоторых, – улыбнулся Шэн. – Но Гай Юлий на тебя зла не держит. Прошлое у нас и технократов действительно общее, хотя они об этом вспоминать не любят. Что до единоборств – технократы теперь уделяют внимание, в основном, фехтованию, «Пути меча». А мы – и ударным техникам, и борьбе. Ты знаешь о человеке по имени Эммит Фокс?

– Мало. Знаю, он был философом, и об обществах его имени. Как раз Гай Юлий и просветил.

– Кроме того, что был философом, он ещё и боевые искусства практиковал. От него это увлечение переняли продолжатели его дела. Или те, кто считали себя продолжателями. Те, кто потом стали техниками и психологами.

– А его философию, как всегда в человеческой истории, каждый начал толковать на свой лад, возникла вражда и всё такое…

– Вражда возникла не столько из-за философии, сколько из-за стремления к власти. Философия стала предлогом. Настоящая насмешка над Фоксом: он ведь предостерегал от того, чтобы впадать в крайности. Говорил, что технологии и ментальная сила могут дополнять друг друга, и при разумном подходе никакого противоречия между ними нет. Кстати, есть мнение, что именно Фокс первым придумал устройство, которое можно назвать прообразом сферы. За полторы сотни лет до «официальной» даты появления виртуального моделлера.

– Конструктора, – машинально уточнил Брэтали. – Первое поколение, «прото-сферы», называли виртконструкторами. Но о том, что к изобретению сферы имеет отношение Фокс, я не слышал ни от Юлия, ни от кого ещё.

– Конечно, роль Кларенси и Витсварта преуменьшать нельзя, они не ограничились теориями, и на практике доказали жизнеспособность своего открытия. Но в работе наверняка использовали в том числе и идеи Фокса. Просто по понятной причине афишировать это не могли. Потому студенты-виртуальщики на этот счёт и не в курсе. Связь уловит только тот, кто знаком с фоксовскими концепциями.

– Я даже в библиотечном хранилище его книги не видел.

– Витсварта и Кларенси можно считать неординарными личностями. Технократы долго закапывали работы Фокса на самое дно информационного моря – как и все остальные доказательства нашей с ними прежней общности. А эти двое взяли и раскопали их. Хотя тоже были технократами.

Меньше всего Сальваторе собирался обсуждать с Шэном историю создания МЛВП. Уж точно не за этим он шёл сюда…

– Мастер, а зачем приняли закон, запрещающий единоборства?

– Технократы решили превратить их в свою привилегию, в отличие своего офстата. Поэтому и позакрывали все школы, кроме собственных. Теперь с трудом верится, что когда-то единоборствами мог заниматься любой желающий, как, скажем, боксом сейчас, или другим спортом.

– Но вы не относитесь к боевому искусству просто как к спорту, правда? Наверное, это для вас способ… проявлять все эти сверхъестественные умения…

Последние слова Брэтали произнёс почти вызывающим тоном. Шэн понял его настроение. Сальваторе стоит перед каким-то выбором и нуждается в совете. Но сказать об этом напрямую ему не позволяет гордость. С сильными людьми, привыкшими во всём полагаться только на самих себя, так бывает.

– Не настолько уж они сверхъестественные.

– Да? Я не сказал бы так, например, про способность возвращать неживое к жизни… А ведь мне рассказывали однажды про вас такую историю. – Сальваторе говорил медленно, с какой-то тяжёлой интонацией. – Но глупо было бы верить болтовне… Сам я ничего об этом не знаю. А вот если бы увидеть своими глазами – тогда другое дело…

– Да это ли тебе нужно, Брэтали?

Мгновение назад Сальваторе неожиданно для себя обнаружил, что вертит и комкает в руках розу, подобранную на улице. По пути он сунул её в карман пальто. В библиотеке пальто бросил на спинку дивана, на котором сидел сейчас. А в какой момент вытащил розу – не заметил. Как не заметил и того, что уже несколько раз укололся о шипы. Теперь он поднял на ладони увядший цветок с истерзанными потемневшими лепестками.

– Где-то я читал про одного средневекового учёного, мастер. Его считали магом. Он как будто бы мог бросить в огонь розу, а когда она сгорит, пепел превратить снова в живой цветок. По-моему, этого учёного звали Нострадамус…

– Парацельс, – поправил Шэн.

– Да, точно. Нострадамус будущее предсказывал. Мастер… я не прошу вас сжигать этот цветок. Но если серьёзно, вы можете сделать так, чтобы он стал как только что сорванный?

– Это притча.

– Мастер, я спрашиваю не про него, мог ли он. Вы можете?

– Не надо, Брэтали, – мягко прервал Шэн.

– Ясно…

Сальваторе презрительно скривил губы и небрежным движением бросил розу на журнальный столик. Психолог ничего не сказал.

Брэтали подошёл к окну и упёрся ладонями в подоконник. Молчание затягивалось. Нарушил его Шэн:

– О чём ты всё-таки хотел поговорить?

– О моей работе. – Эти слова Брэтали выдавил из себя, кажется, с большим трудом. Но дальше, наоборот, заговорил почти скороговоркой. – Вы же знаете, я в «Мегалите» работаю. И… в общем, понял, что не хочу больше. Или мне уйти, или… Но там пока, вроде бы, мне доверяют, вот я и подумал… Психологи ведь пытаются противодействовать технократам? Что, если объединить усилия? Вдруг получилось бы как-то повредить всей этой системе? Если я останусь там, и не буду вызывать подозрений…

– Сделаешься шпионом психологов в технократских рядах?

– Да не шпионом, чёрт возьми! Ну, или… да как ни назови. Главное, чтобы результат был.

– А ты задумывался, чем это будет грозить тебе? В такие прятки с технократами играть опасно.

– Честное слово, я вас не понимаю. То вы говорите, что ждёте от маби какой-то помощи… А когда маби помощь предлагает, вам этого как будто и не надо.

– Я не совсем такую помощь имел в виду.

– Совсем, не совсем… Говорите яснее! Мне нужна ясность, мастер.

– Вот именно. Не знаю, может, и вышла бы польза из такой затеи. Но тебе-то самому всё это подходит? Притворство, двойная игра?

– Что мне подходит, это мне выбирать. Если я говорю, то готов сделать.

– Будь ты теперь спокойнее, тебе не пришло бы в голову добровольно предлагать себя в жертву.

– И вы!.. – возглас вырвался невольно. Брэтали обернулся и уставился в закрытое капюшоном лицо психолога.

– Да, – негромко отозвался Шэн. – Я говорю почти то же, что и твой друг. Только не делаю таких выводов…

– Нет, так не пойдёт! – воскликнул Сальваторе и непроизвольно вскинул руку, как бы защищаясь. – Сейчас же пообещайте, что больше не перейдёте этой границы, не будете лезть в моё прошлое, и в мысли, которые вас не касаются! Обещайте, или я впредь никогда не смогу прийти сюда.

– Хорошо. Хорошо, Брэтали. Даю слово: без твоего согласия я этого не сделаю.