— Стала молиться, но, по-моему, как-то ненатурально.

— Очень интересно, — заметила миссис Брэдли. — А не припомните в ее внешности чего-нибудь особенного, даже несмотря на то что она вам не нравилась? Может, она чем-то выделялась?

— Да там и смотреть не на что. Разве что здоровенная была и с перманентом, но только вся нечесаная. Должно быть, забыла про прическу, когда ее арестовали. Но перед судом могла бы и причесаться.

— Ах, вот как! — сказала миссис Брэдли, заинтересовавшись этим профессиональным подходом.

— Да. Двадцать пять — тридцать шиллингов за прическу, — продолжал парикмахер. — Сейчас я занимаюсь только мужчинами, но раньше, когда был жив мой отец, причесывал дам. У нас семейный бизнес, и он всегда работал мужским парикмахером, до самого своей смерти. Вышел из дела только четыре года назад и в прошлом году умер. Так что за двадцать два года я успел наловчиться в женских прическах, а еще делал маникюр и маски для лица. Кстати о Белле Фоксли. Ей бы не помешала парочка грязевых масок и ртутный крем, но куда там.

Позвонив мистеру Пратту, миссис Брэдли пригласила его к себе на выходные. Тот с радостью принял приглашение и в следующую пятницу прибыл из Лондона как раз к ужину.

— Продолжим нашу Фокслиану? — спросил он, зажигая одну из сигар, которые Фердинанд покупал матери для гостей (включая себя), и погружаясь в уютное кресло. — Чем вы занимались после того, как мы в прошлый раз расстались?

— Говорила с сыном по телефону и с его парикмахером лично. Тот был одним из присяжных, которые оправдали Беллу Фоксли.

— Черт бы его побрал! — воскликнул мистер Пратт. — Он рассказал, почему ее оправдали?

— Похоже, судья был на стороне обвиняемой и надавил на присяжных. Парикмахер вначале высказался против оправдательного приговора. Ему казалось, что ее лицо не вызывает доверия.

— Так оно и было, но ведь это нельзя считать уликой.

— Он думает иначе. Не забывайте, что он специалист по внешнему виду.

Мистер Пратт прыснул.

— Я принес вам книгу. Это воспоминания Коттера, обвинителя по делу Фоксли. Там есть глава, точнее половина главы, посвященная Белле. Думаю, вам будет интересно ее прочесть. Я не согласен со всем, что он там пишет, но, несомненно, если бы они нашли мотив преступления (который, как он намекает, был связан со смертью тетушки), то Белла отправилась бы на виселицу.

— Значит, обвинение знало о тертой моркови? Из материалов следствия, я полагаю?

— Похоже. Видимо, кто-то из их свидетелей сообщил что-то такое, чего нельзя было обнародовать в суде.

Утром в воскресенье, пока бывший журналист играл с Фердинандом в теннис, миссис Брэдли с интересом изучала книгу мистера Коттера «Каталог преступлений» (солидный томик за двенадцать шиллингов шесть пенсов), найдя там мнение обвинителя по делу Фоксли.

Уважаемый джентльмен предназначал свою книгу для широкой публики, и его литературный стиль вполне соответствовал этому намерению. Однако материал был полезен и для других структур, ибо давал возможность для серьезных умозаключений. Так что внимание миссис Брэдли привлекло не только дело Беллы Фоксли (которое он назвал «Духи, привидения или…»), но и дюжина других дел.

О Белле Фоксли он написал следующее:

«В этом непростом деле мы столкнулись с противоречивыми показаниями врачей, и руки у нас оказались связанными, поскольку мы не могли допустить того, что в некоторых обстоятельствах могло бы стать веским аргументом против обвиняемой, а именно — странная смерть ее тетушки от естественных причин. Это не давало нам возможности выявить более основательные мотивы убийства кузена, чем намерение избавиться от шантажиста. Такой мотив, будучи представленным присяжным, неизбежно повлиял бы на вынесение вердикта.

Тетушка, которой было уже за восемьдесят, умерла, подавившись тертой морковью, приготовленной для нее обвиняемой, которая наследовала практически весь капитал умершей — довольно значительная сумма для той, что зарабатывала на жизнь собственным трудом. Кузен мог что-то знать о смерти тетушки, о чем он молчал, но это не спасло его от гибели.

Но все это лишь домыслы. Вероятно, смерть старой дамы наступила от естественных причин, как заключил следователь, но из-за невозможности предоставить мотив, который присяжные сочли бы серьезным, дело с самого начала было чрезвычайно сложным.

Арест Беллы Фоксли был вполне оправдан, поскольку имелись серьезные улики. Следствие установило, что она ходила в “дом с привидениями”, как называли его в газетах, как раз в то время, когда, по мнению медиков, наступила смерть ее кузена (независимо от того, на какой стороне они выступали), а отрицание этого факта обвиняемой звучало неубедительно, поскольку все знали, что она ходила туда и раньше.

Несмотря на некоторые подозрения, что обвиняемая находилась в близких отношениях со своим кузеном, свидетельства жены говорили о том, что ей было известно об этом визите, но она ему не препятствовала, хотя и заявила, что Белла обошлась с ней довольно грубо, толкнув ее обратно в кровать.

Обвиняемая не отрицала того факта, что ходила к кузену 11 марта, но опровергла показания миссис Терни о нескольких последующих визитах, закончившихся смертью мистера Терни.

Защита попыталась доказать, что ни одна жена не одобрила бы встреч мужа с другой женщиной в пустом доме в такой поздний час, на что мы возразили — и довольно справедливо, — что перспектива получения денег пересиливает подобную щепетильность.

Возвращаясь к вопросу истинного мотива убийства Томаса Терни, разумно предположить, что следователь, будучи опытным юристом, вел дознание самым надлежащим образом. Нет сомнения, что показания, которые обвинение не могло использовать в суде, то есть свидетельства жены относительно смерти тетки, были высказаны уже на дознании, и, хотя следователь просил присяжных не принимать их во внимание, достаточно очевидно, что, будучи здравомыслящими людьми, они этой просьбой пренебрегли.

Жена, которая “пошла против” Беллы Фоксли (как выразилась сама обвиняемая), на дознании распустила язык, что было прискорбно, но вызвало интерес, и эта болтовня вкупе со свидетельством полицейского доктора (который тоже давал показания) заставила следователя привлечь Беллу Фоксли к суду.

Ее адвокат решил, что ее тоже следует вызвать к свидетельской стойке (что, с моей точки зрения, было весьма разумно). Она говорила вполне убедительно, подчеркнув, что в первый раз пошла к “дому с привидениями”, чтобы убедиться, что у ее кузена все в порядке. По ее словам, после того как он это подтвердил (разговаривая с ней через окно), она сразу же ушла. Подробностей она не сообщила (либо следуя чьему-то совету, либо просто из благоразумия вкупе с инстинктом самосохранения). Позиция защиты заключалась в том, что заявление обвиняемой, будто бы она ходила к указанному дому лишь один раз, не должно подвергаться сомнению, а присяжные должны ограничиться рассмотрением лишь этого дела. И эту позицию ничто не могло поколебать, поскольку мой добрый приятель Годфри Уэнхам, в настоящее время сэр Годфри, который возглавлял защиту, решительно воспротивился нашим попыткам склонить его к доказательству невиновность его подзащитной. Он считал, что доказывать ее виновности должно обвинение, чего мы сделать никак не могли, несмотря на свидетельства наших медиков, которые ясно показали, что перед тем, как выпасть из окна, умерший подвергся нападению, получив сильный удар по голове.