По всей видимости, Кейнс был прав, и правительственные инвестиции действительно могут стать неплохим противоядием при экономической рецессии. В последний раз США столкнулись с этой проблемой в 1987 году, когда значительные финансовые вливания в экономику со стороны Федеральной резервной системы[91] смогли предотвратить кризис в национальном масштабе. Однако специалисты до сих пор спорят о том, в какой степени и как именно эта так называемая кейнсианская интервенция на рынке повлияла на очень сложную ситуацию. Споры ведутся именно относительно обсуждаемых нами вопросов, т.е. экономисты не могут определить, каким образом эти не очень большие по сравнению с огромным объемом экономики США финансовые вливания смогли повлиять на гигантский американский рынок. Многие эксперты считают, что важнейшую роль сыграло не столько государственное вмешательство в дела рынка, сколько связанные с ним политические и экономические ожидания деловых кругов. Сложности и подробности этой истории описаны в прекрасной книге Пола Кругмана с символическим названием Процветание вразнос (Peddling Prosperity, 1994).

Рецессии или спады являются, конечно, редкими и экстремальными событиями, но играют очень важную роль и, естественно, требуют принятия быстрых и решительных мер. В рассматриваемых микроэкономических моделях обычно предполагается, что в этих ситуациях бессмысленно предпринимать краткосрочные правительственные меры, особенно относящиеся к борьбе с резкими флуктуациями занятости населения. Колебания уровня занятости населения являются составной частью всей действующей системы, так что правительству следовало бы в этих случаях не строить сложных моделей, а просто облегчить тяготы безработицы быстрыми и энергичными мерами. Необходимо, чтобы общество поняло неизбежность колебаний своего экономического состояния, а правительство перестало бояться обвинений в оппортунизме, когда оппозиция начинает спекулировать на трудностях, обусловленных временным спадом экономической конъюнктуры внутри страны, забывая при этом о похожих проблемах, когда она сама находилась у власти. Такая позиция означает не капитуляцию перед трудностями, а более трезвое отношение к ним и возможность более разумного использования ресурсов. По этой же причине можно весьма скептически оценивать различные кратковременные правительственные кредиты, выдаваемые с целью временного улучшения экономической обстановки, поскольку такие меры практически никогда не бывают эффективными.

С другой стороны, нельзя увлекаться и популярной сейчас идеей, что рынку вообще противопоказаны любые вмешательства извне. В предыдущей главе я уже говорил об экономических фундаменталистах, полагающих, что наилучшей экономической политикой является отсутствие всяких воздействий и интервенций, без которых экономика сама будет приходить к устойчивому состоянию. Такие теоретики считают, что в этом «блаженном» состоянии все цены установятся на «правильном» уровне в соответствии с законами спроса и предложения Адама Смита, в результате чего все товары и услуги будут распределяться самым эффективным образом, принося максимальную социальную пользу.

Все эти теории и призывы к обеспечению того, что в Англии обычно называют французским термином laissez-faire[92] — невмешательство, непротивление, попустительство, имеют очень давнюю историю. Еще за десятки лет до написания Богатства народов Чарльз Давенан считал, что «торговля является свободной по своей сущности, что позволяет ей самой находить собственные проливы и течь подобно потоку по своим законам»17. Интересно отметить, что в попытке описания механизма достижения ценами своего уровня автор еще тогда использовал гидродинамическую метафору, ставшую затем нривычной для экономики! Адам Смит чувствовал, что его требование полной свободы торговли может приводить к прямому нарушению правил справедливости и порядка, однако все же настаивал, что «часто полное бездействие может означать выполнение всех требований справедливости»18. Если это не laissez-faire, тогда что это?! Консервативно настроенный Эдмунд Берк вообще полагал, что любое регулирование торговли «является бессмысленным, варварским и просто безнравственным»19, и такой же точки зрения придерживаются многие современные экономисты правого толка, хотя они и выражаются сейчас более сдержанно.

На самом деле, как видно из сказанного, ошибочна сама идея о равновесии рынка. Ни один процесс, протекающий в этой, как говорят физики, сильно неравновесной и флуктуирующей системе, не может рассматриваться в качестве стремления к какому-то равновесию. Более того, мы даже не можем говорить, что колебания системы связаны с внешними воздействиями, как бы выводящими из равновесия хорошо определенную и сбалансированную систему, поскольку самые современные микроэкономические модели демонстрируют, что причины нестабильности экономических систем являются внутренними и заложены в механизмах самих систем.

Разумеется, на это можно возразить, что рынок часто реагирует на изменения настолько гибко и быстро, что почти сразу приходит в оптимальное состояние, т.е. продолжает распределять товары с максимальной эффективностью, но даже этот довод не спасает привлекательное и столь живучее представление Смита об «эффективном рынке». Разработанная Джошуа Эпштейном и Робертом Акстеллом из Института Брукингса в Вашингтоне новейшая, очень сложная и интересная экономическая модель (названная Sugarscape) с взаимодействием агентов, о которой рассказывается в гл. 14, наглядно демонстрирует несостоятельность представления о равновесии рынка вообще. Авторам модели удалось показать, что в модели с реалистичным представлением об агентах (которые не являются ни всесильными, ни всезнающими, ни вездесущими) распределение товаров и услуг всегда остается менее эффективным, чем теоретически возможное. Другими словами, часть просто не может продать, а другая часть, соответственно, купить безусловно необходимые обеим сторонам товары или услуги.

Более того, из модели Sugarscape вытекает, что, хотя торговля увеличивает «несущую возможность» земли, т. е. свободный обмен товарами позволяет тому или иному региону прокормить большее население, она в то же время способствует еще более неравномерному распределению богатства. Проще говоря, любая торговля приводит к концентрации все больших богатств в руках все меньшего числа людей, и эта проблема будет подробно рассмотрена в следующей главе.

Возможно, сказанное и представляет собой ту цену, которую мы должны платить за развитие капитализма, поскольку исторический опыт показал, что страны с жестко контролируемой экономикой (например, бывший СССР) проигрывают одновременно по показателям и общего благосостояния населения, и эффективности производства. Этот результат, кстати, тоже можно предсказать на основе моделей эконофизики. Сорин Соломон и его коллеги из Иерусалимского университета доказали, что попытки глобального выравнивания благосостояния могут привести к тому, что средний уровень будет уменьшаться до нуля. В модели с взаимодействующими агентами, разработанной Здиславом Бурдой и его коллегами в Ягеллонском университете (Польша), были рассмотрены механизмы социалистической экономики с жесткими ограничениями торговли. Авторы доказали, что такая экономика постепенно деградирует, а общее богатство концентрируется в руках одного человека, в рамках модели это означает, что такая система создает более богатые возможности для коррупции. Принято считать, что коррупция связана с личным преступлением человека против долга и нравственности, но иногда кажется, что некоторые экономические системы создают особые условия, способствующие ее порождению и развитию.