Я засмеялась.

— Что тебя смешит?

— Что именно тебя, Сенара, должны схватить вместе с пуританами. Конечно, я понимаю, что дело не в них. Неужели в Диконе?

— Как это может быть? Мне никогда не позволят выйти замуж за человека, который был нашим учителем музыки, а теперь выращивает овощи и работает в такой семье, как Димстеры.

— Да, и я не могу представить тебя в скромной роли жены человека, стоящего так низко.

— Конечно, нет, я тоже не могу. Я ведь вышла из такой знати, которая гораздо выше того, что я имею здесь.

— О, откуда ты это знаешь?

— Моя мать сказала мне: в Испании она вращалась в очень знатных кругах при дворе. Так что ты права, говоря, что я не могу выйти замуж за Дикона.

— Не грусти! Сегодня первый день Рождества, мы будем веселиться. Ты будешь танцевать и петь для своей компании, и никто не будет веселее, чем ты.

— В Лейден-холле будет совсем не такое Рождество…

— Могу вообразить. Они сделают из него религиозное действо. Там не будет ни пира, ни танцев и веселья, как у нас, ни Ночного Короля, ни благословения на бал, ни фигляров, ни певцов. Это больше в твоем вкусе, Сенара.

— Да, больше! — воскликнула она.

Этой ночью она была очень красива в голубом бархатном платье, с темными волосами, схваченными на затылке золотой лентой. Я была не единственной, кто думал, что Сенара — самая очаровательная девушка из всех присутствующих. Так думали еще несколько юношей, которые, без сомнения, вскоре попросили бы ее руки, чего так хотела ее мать.

Один из них был Томас Гренобль. Он приехал из Лондона и был связан с двором. Он был молод, богат и красив, и, вероятно, именно его мачеха выбрала для Сенары. Он умел танцевать самые модные танцы, с которыми она легко справлялась, и мне было интересно, думает ли она о Диконе, танцуя с Томасом Греноблем? Если да, то ничто в ее поведении на это не указывало.

Мелани была хорошей хозяйкой, и, мне кажется, что наше домашнее хозяйство никогда не было в таком порядке, как в то Рождество. Мелани была весьма ненавязчивой и мягкой. Коннелл склонен был ее не замечать и флиртовать с другими молодыми женщинами, но Мелани оставалась невозмутимой. Она мне очень сильно напоминала Фенна. Как бы мне хотелось, чтобы он был с нами.

Я спросила Мелани, не слышала ли она от своей матери, когда ожидается возвращение Фенна.

— Его путешествие не должно быть долгим, — ответила она. — Мама думает, что он вернется к весне.

Это вселило в меня надежду, теперь я ждала только весны.

Я все еще искала мамин дневник. Когда оказалось, что я осмотрела все возможные места и не нашла его, я начала думать, что его никогда не существовало. Дженнет была известна своей способностью все преувеличивать и романтизировать, особенно теперь, когда начала стареть. Может быть, она видела, как моя мать что-то писала, и вообразила, что та пишет что-то такое, что собирается прятать? Такое предположение выглядело вполне вероятным.

А мамина смерть? Бывает, что люди умирают внезапно, не дожив до старости. Иногда такое случалось, и не было достаточно искусного врача, чтобы определить причину смерти. Если покойный вращался в придворных кругах и имел врагов, люди думали о яде. Интересно, сколько мужчин и женщин считаются отравленными, хотя они умерли естественной смертью?

Но через несколько дней мои чувства менялись, и я опять была уверена, что моя мать умерла не своей смертью. Я не могла забыть камень, который нашла на ее могиле. Кто мог унести его из буфета, в который я его поставила?

Именно это наводило меня на размышления, и это было, безусловно, таинственно. Мое настроение все время колебалось: временами я думала, что все это — чепуха; в другие моменты убеждение, что мать умерла не своей смертью, не покидало меня. Тогда я снова начинала искать дневник. Ведь если была какая-то тайна, то не связана ли она с дневником? Но как это может быть, если мама не знала, что скоро умрет? А если знала? Почему в последние дни своей жизни она чего-то боялась? Это могло быть в ее дневнике, и если он существует, то должен находиться в замке.

Я не могла представить, где в маминой гостиной можно было спрятать дневник. Я обыскала все, но ничего не нашла. Может быть, он находился в спальне, которую мама делила с отцом и где сейчас он живет с мачехой? Нет, после маминой смерти дневник не мог там оставаться. Если бы его обнаружили, об это было бы упомянуто. Или, может быть, дневник был уже уничтожен?!

Все это было таинственно, казалось ушедшим в прошлое, но время от времени настойчивая потребность найти мамины записи возвращалась ко мне.

Возможно, что-то можно было спрятать в комнатах башни Нонны. Однажды, когда меня охватило желание искать, я решила попытаться. В этих комнатах были остатки очень старой мебели: несколько табуретов, стол и одна-две убогих постели. Табуреты оказались интересны тем, что тоже были сделаны как ящики, и под сиденьем можно было хранить вещи.

Когда я попадала в эти комнаты на башне, с их длинными узкими окнами, мне всегда хотелось смотреть в них на море, и мои глаза отдыхали на изрезанных скалах «Зубов дьявола». Мрачное зрелище! Не удивительно, что, по рассказам, там обитают призраки.

Этими комнатами пользовались довольно часто, поскольку высоко в стенах, выходивших на море, были окна, в которым висели светильники. К ним можно было подняться по лестницам-стремянкам, которые были в каждой комнате, так что это было нетрудно. Светильники висели здесь уже много лет: их повесил туда один их моих предков, кого называли Добрым Касвеллином в отличие от многих других членов моей семьи, которые, как я слышала, вовсе не были добрыми. «Зубы дьявола» были причиной немалого количества кораблекрушений у нашего берега, и Добрый Касвеллин придумал, что если он тщательно разместит на вершине своих башен Нонны и Морской горящие светильники, то, возможно, они будут видны в море и моряки, увидев свет, будут знать, что находятся близко к предательским «Зубам дьявола». Тогда корабль сможет избежать их.

Мне приятно было думать, что хорошее дело, начатое Добрым Касвеллином, спасло жизни моряков. Правда, несмотря на этот свет, катастрофы на скалах случались часто, но в обязанности слуг из Морской башни входило следить за тем, чтобы каждую ночь горел свет над морем.

Я обыскала все в комнатах башни Нонны. Подозревая, что в одном из табуретов может быть тайник, я осматривала их с большой тщательностью. Вскоре после Рождества я снова взялась за поиски, и чем больше я думала об этом, тем сильнее мне казалось, что бумаги могут быть спрятаны в одном из табуретов. Действительно, в одном из них оказался тайник, и мое сердце забилось быстрее, но когда, наконец, мне удалось открыть его, он оказался пуст.

Я сидела на полу с чувством опустошенности. Ничто так не сводит с ума, как поиски чего-то, когда ты даже не уверен, что оно существует. Вдруг я почувствовала, как холод пробежал по моему телу. Я, скорее, почувствовала, чем услышала, что кто-то наблюдает за мной. Я встала. В комнате никого не было.