Тут я не утерпел и показал осведомленность:

— Ты и Бетти Мэллори?

— Я и Элизабет Мэллори. Мать моей биологической основы…

— Очень замысловато…

— Точнее не скажешь. Бетти родила тело, в котором находятся «я» Кармелы О'Брайен и Тани Кармелюк. Девочки Вик Мэллори, как личности, нет уже давно. Когда Вик было четыре года, стало ясно, что она не просто умственно отсталая, а идиотка. Мать отдала ее в закрытый приют, скрывая все это от своего деда Тимоти. Единственный, кто знал о том, куда отправилась Вик, был ее дядюшка Грэг Чалмерс. Он-то и нашел этот приютик для несчастной внучатой племянницы. Бетти стала штатным пером Чалмерса. Она устраивала скандалы, выворачивала чужое грязное белье, иногда тиражировала клевету, от которой никто не мог отмыться. А Грэг Чалмерс врал ей, будто дочку лечат, и она вот-вот поправится…

— А на самом деле?

— На самом деле бедная дурочка угодила в заведение мистера Джона Брайта, которого ты знаешь не хуже меня. Вот там к ней в голову и вселили Кармелу О'Брайен…

— Кто она была, эта Кармела?

— Она не была, она есть, она здесь. — Таня постучала пальцем по своей голове. — Хотя тело ее кремировано, а прах развеян неизвестно где. Это страшная женщина. Сейчас ее «я» во мне подавлено, но она никуда не ушла. Дурочке Вик еще не было двадцати, когда Брайт поставил свой эксперимент. А Кармеле О'Брайен, сводной сестре Бетти Мэллори, в то время было за тридцать…

— Не понял, — изумился я. — Мне всю генеалогию этого семейства объяснили. Что-то я не припомню Кармелы. Сводной сестрой Грэга была Полин, которую в 1950 году посадили в дурдом. В это время Бетти было четыре года, верно?

— Верно.

— Отец Бетти погиб в Корее, в том же 1950-м. Так?

— Так.

— Откуда же эта Кармела взялась?

— Ты полагаешь, что свихнувшаяся от горя женщина не может родить относительно здоровую девочку?

— Полин родила в психбольнице, ты это имеешь в виду?

— Да. Но самое удивительное, что в этой клинике тогда проходил практику студент Джон Брайт. Ему было двадцать два года.

— Так он что, был отцом Кармелы?

— Не исключено. Кармела родилась вполне нормальной и была помещена в приют. Это была не лучшая школа… Я все это помню.

— Ты уж только мне, детдомовскому, это не объясняй…

— Я… То есть она оттуда убежала в шестнадцатилетнем возрасте. Тусовалась в какой-то уличной команде, воровала, дралась, пила, курила марихуану и прочее… Наконец попалась и села в тюрьму. Поскольку ее обвиняли в убийстве, решила симулировать сумасшествие. Тут снова появился Джон Брайт, который, будучи экспертом, признал ее невменяемой и добился помещения Кармелы в свою клинику. Он уже обзавелся таковой и числился восходящим светилом.

— Он знал, что имеет дело со своей дочерью?

— Думаю, что знал, но никогда об этом не говорил. У него были свои научные планы, и не только научные. Десять лет он испытывал на Кармеле различные препараты, которые позволяли управлять психикой, сознанием, координацией движений, реакцией, памятью. Он проводил на ней первые опыты по передаче информации через третью сигнальную систему. Брайту удалось получить неплохие результаты в сверхускоренном обучении. Например, в изучении языков, музыки, живописи, восточных единоборств…

— Разносторонняя подготовочка, ничего не скажешь! — подивился я. — И стрельбе тоже обучал?

— Да, — ответила Таня. — Но он не учел того, что от всех этих экспериментов материальная основа стала портиться. То, что форсировало деятельность мозга на одних направлениях, вредно сказывалось на других. Например, на тех, которые отвечали за обмен веществ в организме, управляли работой сердца, печени, почек. В общем он угробил эту самую Кармелу…

— Но сохранил запись ее памяти? — догадался я. — Как у Дика Брауна?

— Сохранил не он. Брайт не умел этого делать. Это сделал вот этот. — И неведомо откуда Таня достала фотографию, на которой я увидел знакомое лицо.

— Сорокин… — пробормотал я. — «Главный камуфляжник»… Так он существует?

— Тогда его звали Умберто Сарториус. Он тесно сотрудничал с клиникой Брайта, хотя располагал своим собственным исследовательским центром. Именно он сумел связать Брайта с Рейнольда Мендесом и Хайме Рохасом…

Внезапно где-то «за кадром», но в то же время у меня в мозгу словно бы воспроизвелся кусок магнитофонной записи. Я услышал голос «Главного камуфляжника», отрывок из его «лекции», которую он прочитал нам с Брауном, сидевшим в одной черепушке, одиннадцать лет тому назад:

«Наиболее влиятельные люди — это те, кто умеет выстраивать цепочки, плести паутину, окружать себя тысячей связей, ведущих в самые низы и самые верхи. Они всегда в тени, их никогда не найти, не привлечь к суду, до них не дотянутся никакие КГБ или ФБР. Их как бы нет, но они есть, и почти все, что вершится на Земле, — следствие их работы…»

— А с Барановым Сергеем Сергеевичем, — спросил я, — они не были связаны?

Картинка тут же поплыла, свилась в золотистую спираль, а спираль, бешено закрутившись, унеслась в черноту, исчезнув в какой-то точке.

Очнулся я от этого дурацкого сна по самой обычной причине. Ленка трясла меня за плечо:

— Волчара! Вставай, сукин сын! Приехали!

Вагончик стоял, бойцы Брауна выгружали на перрон барахло. Андрюха Чижов постучал пальцем по Таниной каске:

— Станция Березайка! Кому надо — вылезай-ка!

Мир был реальный — это я как-то сразу усек. Зевнув, я поперся к выходу следом за Ленкой, а за нами вышли из вагона Таня и Андрюха. У меня в голове был один вопрос: видела ли Кармела то же, что и я, или это был мой персональный сон? Любопытно, что в точности полученной во сне информации у меня ни малейших сомнений не было. Взгляд, который я украдкой бросил на Таню, ничего не прояснил. Она была совершенно не такая, какой явилась в сновидении. Мрачное, с полосками камуфляжной краски лицо ничего не выражало. О чем она думала, понять сложно. Может быть, о том, когда же ей разрешат меня пристрелить.

Долго рассматривать Кармелу было рискованно. Она могла окрыситься, ляпнуть что-нибудь типа: «Чего уставился?» — и осложнить мои отношения с Хрюшкой, которой присутствие снайпера-скрипачки и без этого сильно не нравилось.

Некоторые опасения вызывал и Андрюха Чижов. Он, судя по некоторым признакам, был с Татьяной в неплохих отношениях, а узнать о моей роли в смерти Толяна мог в любую минуту. В этой компании самым надежным человеком казался Браун, но и от него можно было ждать любых приколов.

С перрона мы поднялись по той самой лестнице, на которой некогда существовала лазерная завеса. Тогда она здорово впечатляла. До сих пор помню, как дон Паскуаль Лопес спалил в демонстрационных целях свое сомбреро. Но теперь лазеры не работали, и мы спокойно миновали десять мраморных ступенек, а затем прошли арку. При Лопесе арка была закрыта броневым щитом, но сейчас этот щит лежал на полу. Он был выбит ударной волной чудовищного взрыва, который уничтожил всю асиенду «Лопес-23». Само собой, что и арка, и лифтовая шахта, располагавшаяся за аркой, сильно пострадали. Сверху рухнули тонны обломков самого разного размера — от пылинок до глыб величиной с танк. По сути, шахта была завалена ими снизу доверху, но люди Брауна сумели найти относительно безопасный путь, по которому можно было выбраться наверх.