Те из немцев, кто находился в передовых траншеях, попали в своего рода ловушку. Выжить в ней удалось лишь немногим. Счастливчики описывали впоследствии все пережитое ими примерно в следующих выражениях: "ад", "чертов ад" или "землетрясение". Многие сразу же потеряли способность воспринимать окружающую действительность. "Спустя всего несколько секунд после начала огня, — вспоминал военнослужащий 27-го парашютного полка Герд Вагнер, — десять моих товарищей были уже убиты"[548]. Сам Вагнер на какое-то время потерял сознание. Когда он очнулся, то обнаружил, что ранен и лежит на дне дымящейся воронки от снаряда. Тем не менее Вагнер смог встать и направиться в сторону второй линии траншей. Артиллерийский огонь пронесся по траншеям, словно смерч, похоронив под собой и убитых, и раненых. Их тела до сих пор находят в земле — на месте, где раньше проходила оборона.

Даже те немцы, которые находились в ближайшем тылу, хорошо ощущали, как дрожит под ними земля. Офицеры внимательно следили за тем, что происходит впереди. Командир 502-го тяжелого танкового батальона, наблюдавший за боем из башни "тигра", вспоминал, что "все небо на востоке, насколько хватало видимости, было залито пламенем"[549]. Другой свидетель отмечал "горящие дома, фермы, пелену дыма, простиравшуюся до самого горизонта"[550]. Один из офицеров штаба смог только пробормотать: "Боже, упокой душу этих ребят"[551].

Радужные дни германской армии (когда "война есть война, и шнапс есть шнапс") канули в Лету. Выжившие в страшном огне если и не были полностью дезориентированы, то испытали сильнейшее эмоциональное и психологическое потрясение. Внимание немецкого военного корреспондента, прикрепленного к пропагандистской роте СС, привлекла группа солдат вермахта. Потрясенные вражеским огнем, они бросили оружие и теперь бесцельно блуждали по лесу. Это было первое впечатление корреспондента, полученное им на фронте. До того он служил на Западе, "брея офицеров в Париже"[552].

Несмотря на то что советские снаряды перепахали буквально каждый квадратный метр земли на фронте перед Зееловскими высотами, потери германских войск оказались не такими высокими, как это можно было ожидать. Генерал Хейнрици, получивший информацию о времени начала советского наступления (от захваченного в плен в районе Кюстрина советского солдата), приказал отвести большую часть сил 9-й армии на вторую линию траншей. Однако южнее Франкфурта-на-Одере, в полосе наступления советской 33-й армии, многие обороняющиеся части оказались отданными на заклание. На передовые позиции дивизии СС "30 января" были посланы фольксштурмовцы и подразделения, состоявшие из венгров. Позднее оберштурмфюрер Гельмут Шварц вспоминал, что "главное командование использовало этих людей в качестве пушечного мяса"[553]. Оно хотело тем самым спасти от уничтожения регулярные войска. Большинство фольксштурмовцев являлись ветеранами еще Первой мировой войны. У многих из них не было не только униформы, но и оружия.

Жуков был так обрадован отсутствием сопротивления со стороны передовых немецких частей, что преждевременно уверил себя в коллапсе всей германской обороны. "Казалось, на стороне врага не осталось живого существа, вспоминал позднее маршал. — В течение тридцатиминутного мощного артиллерийского огня противник не сделал ни одного выстрела"[554]. Жуков отдал приказ начать общую атаку. "В воздух взвились тысячи разноцветных ракет". По этому сигналу вспыхнули сто сорок три прожектора, расположенные через каждые двести метров.

Советский полковник, командир саперной части, вечером того же дня писал домой, что все пространство вплоть до горизонта осветилось ярким светом[555]. Ночь превратилась в день. На германской стороне все было покрыто густым смогом. Виднелись лишь толстые фонтаны артиллерийских разрывов, которые поднимали в небо тонны земли и бревен. Огромные стаи птиц, напуганные происходящим, беспомощно кружили над районом обстрела. Ничего не было слышно, кроме постоянного гула и громыхания от разрывов. Полковнику пришлось закрыть уши руками, чтобы не повредились барабанные перепонки. Через некоторое время завелись моторы танков. Еще через мгновение со всех сторон донесся мощный крик: "На Берлин!"

Некоторые германские солдаты, очевидно, не в меру наслушавшись рассказов о "чудо-оружии", приняли свет ослеплявших их прожекторов за новейшее советское средство ведения вооруженной борьбы. Многие красноармейцы, видимо, предположили, что свет исходит от заградительных отрядов, стоявших за их спиной. Капитан Сулханишвили из 3-й ударной армии вспоминал, что прожектора светили настолько ярко, что обернуться назад оказалось практически невозможно. Можно было двигаться и смотреть только вперед[556]. Тем не менее следует признать, что это "изобретение" Жукова, которым он так гордился, больше дезориентировало самих атакующих, чем обороняющихся. Дело в том, что свет отражался от густого дыма и пыли, поднятой артиллерийскими разрывами. Командиры передовых подразделений были вынуждены посылать назад связных с заданием выключить прожектора на их участке. Затем следовал контрприказ — снова включить их. Все это способствовало неразберихе среди советских солдат.

Однако применение прожекторов стало не главной ошибкой Жукова. Интенсивный огонь по передовым позициям противника пришелся в основном по пустому месту. Жуков не признал этого обстоятельства в своих мемуарах, равно как и того факта, что был неприятно удивлен силой германского сопротивления во время продвижения советских частей в глубину обороны противника. Без сомнения, он находился в то время в крайне раздраженном состоянии. Оно еще более усиливалось воспоминаниями о последнем совещании перед началом операции, на котором некоторые старшие офицеры предлагали сконцентрировать огонь именно на второй оборонительной полосе[557].