О'Хара крепко сжал ее руку.

– Как ты сказала? Через год?

– Да, через год, – пообещала Мисси. О'Хара широко улыбнулся:

– О, это будет самый долгий год в моей жизни!

– Не думаю, – улыбнулась Мисси. Она была уверена, что год пролетит очень быстро.

В понедельник, в двенадцать часов дня, мадам Элиза отвела Мисси в Новоамстердамский театр. В пустынном зале царил полумрак—лишь слегка поблескивали в свете немногих включенных светильников позолоченные ложи. На двери, ведущей за кулисы, висели десятки объявлений, рекламировавших пудру, грим, помаду, граммофонные пластинки. Уборщицы добирали остатки мусора – вытряхивали медные пепельницы, чистили мягкие плюшевые сиденья.

При виде этого зрительного зала Мисси вспомнила раннее детство, когда отец водил ее в оксфордский театр пантомимы и в Лондонский балет. Что бы сказал профессор Маркус Октавиус Байрон, узнай он, что его дочь решила посвятить себя бродвейскому театру? Впрочем, у нее не было другого выхода. Обещанные Зигфельдом сто пятьдесят долларов слишком много значили для нее в этой жизни. Они оказались решающим аргументом. К тому же, Зигфельду удалось убедить Мисси в том, что в его шоу действительно нет ничего непристойного – в конце концов, какая разница: выступать в салоне мадам Элизы или в этом театре? И наконец, Мисси чувствовала, что новая работа должна ей понравиться.

– Это будет весело, – думала она, стараясь при этом вспомнить, когда в последний раз ей было по-настоящему весело. Может быть, главный секрет веселья в отсутствии финансовых проблем?

– Нельзя ли поскорее? – произнесла мадам Элиза, нервно барабаня костяшками пальцев по двери служебного входа.

Дверь наконец распахнулась, и на пороге появился Зигфельд.

– Мисс Верити! – воскликнул он, приглашая обеих дам пройти внутрь. – Как я рад вас видеть! Вы только посмотрите, что о вас пишут в «Таймс»!

Он протянул девушке свежий номер газеты, целая страница которого была посвящена демонстрации весенней коллекции Элизы – имя Верити было набрано крупным шрифтом.

Мисси взяла газету в руки и с интересом прочитала: «Новая манекенщица Элизы – Верити – вызвала самую настоящую сенсацию, появившись на подиуме в легком платье из фиолетового шифона, серебряных бусах и изящнейших серебряных туфельках с фиолетовыми атласными лентами, столь удачно подчеркивающими стройность ее ножек. Верити олицетворяет новый стиль, говорит мадам Элиза. Не вызывает сомнения, что в скором времени все нью-йоркские модницы захотят походить на эту несравненную модель. Но если можно научиться подражать ее Легкой походке, то едва ли многим удастся перенять ее грациозность и обаяние. Действительно, у кого еще найдутся такие стройные ноги, такие роскошные каштановые волосы и такие яркие фиалковые глаза? Ходят слухи, что красавица Верити уже получила предложение от Фло Зигфельда, и скоро жители Нью-Йорка смогут увидеть ее на подмостках Новоамстердамского театра».

– Ах, Зигфельд! – улыбнулась мадам Элиза. – Я подарила вам еще одну звезду. Сначала белокурая Мод, которая потом вышла замуж за владельца железнодорожной компании; потом – рыжеволосая Жакетта, сбежавшая от вас в Голливуд. И вот наконец – Верити.

– Клянусь честью, – воскликнул Зигфельд, – она затмила их всех! Эта самая красивая девушка во всем Нью-Йорке.

– По-моему, мистер Зигфельд, вы преувеличиваете, – застенчиво улыбнулась Мисси. – Я мало чем отличаюсь от других девушек.

– Боже мой! – вздохнула мадам Элиза. – Ну что ты лепечешь, дурочка?! Тебе предстоит войти в историю звездой Бродвея, а ты говоришь, что мало чем отличаешься от остальных!

– Можете положиться на мое мнение, дорогая Верити, – улыбнулся Зигфельд. – Я на этом деле собаку съел. У вас на редкость неординарная внешность. Конечно, нельзя сказать, что вы очень ярки. Впрочем, ярких девушек у меня и так хоть отбавляй. Вы настоящая красавица, Верити, а в шоу-бизнесе красота артисток прямо пропорциональна доходам театра.

– Мы с Флоренцем заключили сделку, – вступила в разговор мадам Элиза. – Я освобождаю тебя от всех обязательств передо мной, а взамен мистер Зигфельд предоставляет мне эксклюзивное право шить тебе костюмы– как для шоу, так и для прогулок по улицам.

– Простите, Элиза, но… – пытался было возразить Зигфельд, но Элиза даже не дала ему договорить.

– Никаких «но», Флоренц! Вы что ж, полагаете, что звезда такой величины, как Верити, будет гулять по Пятой Авеню в пальтишке, купленном за пять долларов? Может быть, вы еще посоветуете ей обедать в дешевенькой столовке? Носить на шее побрякушки из самоварного золота? Опомнитесь, Флоренц – это же будет величайший позор для вашего театра! Я настаиваю на том, чтобы несравненная Верити носила платья только от Элизы. Это мое условие. Само собой разумеется, что счета за пошив одежды я буду посылать на ваш адрес.

– Мне нечего возразить, – тяжело вздохнул Зигфельд.

– И еще: эта девушка должна получать двести долларов в неделю – и ни центом меньше – вне зависимости от того, выступает она или нет. Само собой разумеется, что через три месяца встанет вопрос о повышении жалования.

– Ах, Верити, – проворчал Зигфельд, – у вас такой настойчивый адвокат, что я не в силах противиться. Ну что ж, будем считать, что сделка заключена! А теперь, уважаемые дамы, позвольте пригласить вас отобедать со мной в «Ректоре».

Ресторан «Ректор» был любимым местом встреч всех звезд нью-йоркского шоу-бизнеса – Фло Зигфельду это заведение во многом заменяло родной дом. Когда в сопровождении Элизы и Мисси Зигфельд появился на пороге обитого плюшем обеденного зала, метрдотель радостно улыбнулся ему как старому знакомому и повел к лучшему столику. Флоренц представил метру Элизу и Верити – тот учтиво поклонился каждой из дам и поцеловал руки.

– Да-да, конечно, – произнес он, – я уже читал о вас в газетах, мисс Верити. Вам прочат будущее звезды бродвейских шоу.

– Похоже, не вы один читали об этой красавице, – заметил Зигфельд, обводя взглядом сидевших за столиками завсегдатаев. Словно по команде они отложили ножи и вилки и повернулись к Мисси.

– Принесите, пожалуйста, икры! – громким голосом произнес Зигфельд. – Гулять так гулять!

– Простите, мистер Зигфельд, можно к вам обратиться? – к их столику подбежал проворный молодой человек с блокнотом в руках. – Я Дэн Джеймс, корреспондент «Дейли Стар». Если не ошибаюсь, эта юная леди – мисс Верити, новая манекенщица мадам Элизы?

– Ее бывшая манекенщица – моя новая звезда, – с важным видом произнес Зигфельд. – Можете сообщить об этом вашим читателям, мистер Джеймс – пусть приходят полюбоваться на нее в мой театр. Мисс Верити стоит того, чтобы раскошелиться на билет!

– Разумеется, стоит, мистер Зигфельд, благодарю вас, сэр, за цепную информацию. – Джеймс поклонился Верити и пожал ей руку: – Рад был с вами познакомиться, мисс Верити.