Через пару дней после суда из случайно подслушанного в библиотеке разговора она узнаёт, что присяжные заседатели единогласно вынесли оправдательный приговор.

В грудной клетке что-то предательски ёкает, глупое слабое сердце невольно сжимается вопреки всем законам нормальной анатомии — но Уэнсдэй лишь стискивает зубы и заставляет себя снова склониться над учебником по герменевтике. Что ж, она вполне искренне рада, что справедливость восторжествовала… Теперь они квиты. Долг за спасённую жизнь уплачен.

А в следующий понедельник её внезапно вызывает на ковёр президент Уимс.

Всю дорогу до корпуса администрации Аддамс тщетно пытается избавиться от нехорошего предчувствия, но интуиция подсказывает, что дело принимает совсем уж нехороший оборот. Незадолго до судебного заседания Валери настоятельно посоветовала ей нигде не упоминать о запретной связи с преподавателем, но информация всё равно просочилась — Уэнсдэй своими глазами видела несколько статей в жёлтой прессе, где практически прямым текстом говорилось, какие именно отношения связывали похищенную студентку и подставного профессора. Неудивительно, что грязные слухи очень скоро дошли до управленческой верхушки Гарварда.

Президент Уимс восседает в своём кожаном кресле с почти царственным видом — когда Аддамс проходит в её кабинет, статная белокурая женщина закрывает макбук, сдвигает в сторону многочисленные папки и кладёт на столешницу сцепленные в замок руки.

Твёрдый внимательный взгляд светло-голубых глаз изучающе скользит по вошедшей студентке, ярко-алые губы задумчиво поджимаются, но выражение лица Ларисы остаётся сдержанным и трудночитаемым. Самообладания ей явно не занимать.

— Добрый день. Рада видеть вас в добром здравии, мисс Аддамс, — пафосно изрекает она, покровительственно кивнув в сторону кресла напротив. — Присаживайтесь. Нам предстоит очень серьёзный разговор.

Уэнсдэй покорно занимает предложенное место и складывает ладони на коленях, выпрямляя спину. Она уже примерно догадывается, о чём пойдёт речь — и это осознание изрядно пугает, ведь ей доподлинно известно, чем чревата сексуальная связь с преподавателем. В штате Массачусетс подобное запрещено на законодательном уровне, а в самом Гарварде карается безоговорочным исключением с занесением в личное дело. Остаётся надеяться лишь на снисходительность этой строгой женщины, поэтому Аддамс вынуждена поубавить спесь и попытаться придать своему лицу выражение искреннего сожаления.

Но всё надежды разлетаются на осколки, как только Уимс вздыхает и начинает говорить.

— До суда эта информация не дошла, но во время расследования вскрылись некоторые подробности ваших взаимоотношений с мистером Торпом, — декламирует она таким тоном, будто выносит смертный приговор. Впрочем, отчасти так оно и есть. — Я говорила с шерифом. Мистер Галпин обмолвился, что в некоторой степени всему виной стала ваша аморальная связь с преподавателем. Со взрослым мужчиной. И я полностью разделяю его мнение. Мне искренне жаль, что вам пришлось пережить похищение, но… Мисс Аддамс, я попросту не могу допустить такого вопиющего безобразия в стенах вверенного мне учебного заведения.

Oh merda. Нет. Только не это.

Уэнсдэй было открывает рот, но Лариса вскидывает руку, призывая её к молчанию и всем своим демонстрируя, что никакие возражения не принесут пользы.

— Не поймите меня превратно, мисс Аддамс. При другом раскладе я могла бы проявить снисхождение и закрыть глаза на ваш возмутительный проступок… Тем более что мистер Торп не являлся настоящим преподавателем, — президент Уимс выдерживает короткую томительную паузу, а секунду спустя немного склоняет голову набок и наконец озвучивает безапелляционный вердикт. — Но репутация Гарварда и без того висит на волоске. Я попросту не могу рисковать, не имею на это права как президент. Мне действительно очень жаль поступать подобным образом, но иного выхода нет. Я уже подписала приказ о вашем немедленном исключении.

Она медленно бредёт в общежитие ZETA на негнущихся ногах, невидящим взглядом уставившись прямо перед собой — вокруг суетливо снуют беззаботные студенты, наслаждаясь последними тёплыми деньками в преддверии скорой зимы. Многие сидят прямо на аккуратных изумрудных газонах, местами усыпанных опавшими листьями. Идеально ровные каменные дорожки, величественные старые здания из красного кирпича… Вот только Аддамс больше не является частью этого великолепного мира. Все предостережения Торпа сбылись. Теперь у неё не будет ни единого шанса получить престижный диплом университета Лиги Плюща, который должен был открыть все двери в писательский мир. Отныне и навсегда она здесь лишняя.

В горле противно першит, в уголках глаз предательски пощипывает — тотальное разочарование в самой себе ложится на плечи неподъёмным грузом, заставляя неловко ссутулить всегда идеально прямую спину.

Oh merda, она впервые в жизни абсолютно не представляет, что делать дальше. От мысли о том, что ей предстоит вернуться в родительский особняк в Нью-Джерси и снова встретиться с бывшими одноклассниками, Уэнсдэй становится совсем тошно. Всего несколько месяцев назад она покинула унылый провинциальный городишко с гордо поднятой головой и полной уверенностью в собственном успехе. А теперь возвращается безбожно проигравшей — чтобы влачить бесконечно унылое существование и со стороны наблюдать, как её самые заветные мечты сбываются у кого-нибудь другого. Самый худший ночной кошмар, воплощённый наяву.

— Уэнсди, но это же так несправедливо… — Энид обливается горькими слезами, помогая соседке укладывать вещи и переносить многочисленные коробки в багажник Мазерати. Поминутно шмыгает носом, громко всхлипывает и запальчиво тараторит одно и то же. — Нет, так нельзя! Не уезжай, подожди до завтра! Я прямо с утра пойду к Уимс и всё ей выскажу!

— Не стоит, Ниди, — Аддамс с нескрываемой тоской скользит пальцами по гладкому корпусу печатной машинки. — Это не поможет. Ты ничего не добьёшься, только создашь себе дополнительные проблемы.

— Но как я могу бездействовать?! — экспрессивно восклицает блондинка, усевшись на огромный чемодан и чрезмерно резко дёрнув язычок молнии. — Как я буду тут без тебя?!

— Даже не думай, — бескомпромиссно отрезает Уэнсдэй, смерив подругу тяжёлым взглядом исподлобья. — Я не позволю тебе спустить свою жизнь в унитаз. Хватит и моей.

Спустя час размеренных сборов в машину перекочёвывает последняя дорожная сумка.

Захлопнув багажник, Аддамс в последний раз окидывает долгим рассеянным взглядом вычурные буквы ZETA на покатой крыше общежития, настежь распахнутое окно своей комнаты на втором этаже и безукоризненно аккуратный газон.

Забавно всё-таки вышло.

Она должна была покинуть университетский кампус только через четыре года, получив диплом с отличием и шапочку выпускника, но теперь этому никогда не бывать. Внутри сосущей воронкой закручивается тягостное опустошение, поглотившее все чувства и эмоции словно космическая чёрная дыра.

Совершенно разбитая Энид долго висит у неё на шее, щедро орошая слезами строгое драповое пальто — Уэнсдэй удаётся вывернуться из удушающих объятий только минут через десять.

Солнце уже понемногу клонится к закату, заливая кампус мягким оранжевым светом, а до Нью-Джерси почти пять часов езды.

Придётся поторопиться, чтобы успеть засветло.

Впрочем, плевать. Родители не