– Он способен на такое, – произнес отец Майкл, и мне показалось, я услышала в его голосе нотку удовлетворения. – Я пытался вам об этом сказать.

– А теперь скажу я, – парировала я. – Наш приятель Шэй заработал себе билет в одну сторону на каталку со смертельной инъекцией, если только один из нас не сможет объяснить судье Хейгу смысл произошедшего.

– Вы – его адвокат, – сказал Майкл.

– А вы – духовник.

– Помните, я говорил вам, что Шэй не захочет со мной разговаривать?

Я закатила глаза:

– Может быть, перестанем притворяться школьниками и займемся своими обязанностями?

Он отвел взгляд, и я сразу поняла, что предстоящий разговор не будет приятным.

Зал суда опустел. Мне предстояло достучаться до Шэя, чтобы внушить ему единственную здравую мысль, которую, как я надеялась, он сумеет изложить на свидетельском месте. У меня не было времени выслушивать исповедь отца Майкла.

– Я состоял в коллегии присяжных, приговоривших Шэя к смерти, – вдруг изрек священник.

В мои подростковые годы мама пользовалась одной уловкой: если я вдруг скажу что-нибудь, от чего ей захочется закричать, или двинуть меня, или то и другое, то, прежде чем ответить, она считала до десяти. И вот я чувствую, как у меня округляются губы для произнесения этих цифр, и с некоторым смущением осознаю, что в конечном счете стала такой же, как мама.

– Это все? – спросила я.

– А этого не достаточно?

– Просто хотела убедиться.

В моей голове проносились всякие мысли. У меня могут быть неприятности из-за того, что заранее не сказала об этом Гринлифу. Но я и не знала заранее.

– Есть какая-то причина, почему вы так долго это умалчивали?

– «Не спрашивайте, не говорите», – повторил он мои собственные слова. – Поначалу я думал, что помогу Шэю понять искупление и потом расскажу вам правду. Но в конечном счете Шэй сам просветил меня по поводу искупления, а вы уверяли, что мои свидетельские показания очень важны, и я подумал: может, вам лучше не знать. Я подумал: это в той же степени навредит суду…

Я подняла руку, останавливая его:

– Вы поддерживаете ее? Смертную казнь?

Священник ответил не сразу:

– Прежде поддерживал.

Мне придется известить об этом Гринлифа. Даже если показания отца Майкла вычеркнут из протокола, нельзя заставить судью забыть услышанное – вред уже нанесен. А сейчас предстояло нечто более важное.

– Мне пора идти. – Я обнаружила Шэя в отведенном ему помещении; он был по-прежнему в смятении, глаза крепко зажмурены. – Шэй, – позвала я, – это Мэгги. Посмотрите на меня.

– Не могу! – вскрикнул он. – Убавьте громкость.

В помещении было тихо – ни радио, ни каких-то звуков. Я глянула на маршала, но тот пожал плечами.

– Шэй… – опять обратилась к нему я, подходя к прутьям решетки. – Откройте глаза. – (Он приоткрыл один глаз, потом другой.) – Расскажите, как вы это сделали.

– Что – сделал?

– Это маленькое волшебство.

Он покачал головой:

– Я ничего не делал.

– Вам удалось освободиться от наручников, – напомнила я. – Что вы сделали: смастерили ключ и спрятали его под подкладку?

– У меня нет ключа. Я не отпирал кандалы.

Что ж, формально это было правдой. То, что я увидела, – это со звоном упавшие на пол скрепленные наручники, а руки Шэя каким-то образом освободились от них. Он наверняка мог открыть замки, а потом снова запереть их, но это было бы не так быстро и шумно, и мы все услышали бы лязг.

А мы не слышали.

– Я ничего не сделал, – повторил Шэй.

Когда-то я читала о фокусниках, умеющих смещать плечевые кости, чтобы выбраться из смирительной рубашки. Может быть, в этом и состоит секрет Шэя. Может быть, дело в гипермобильности суставов его пальцев и он способен втихомолку выскользнуть из металлических оков.

– Ладно, пусть так, – тяжело вздохнула я. – Вот в чем дело, Шэй. Не знаю, фокусник вы или мессия. Я не очень понимаю в спасении, чудесах или в том, о чем говорили отец Майкл и Иэн Флетчер. Я не знаю даже, верю ли я в Бога. Но в чем я разбираюсь, так это в законах. И прямо сейчас все люди в зале суда считают вас абсолютно помешанным. Вам надо собраться с духом. – Я взглянула на Шэя и увидела его сосредоточенный взгляд, ясные и умные глаза. – У вас есть единственный шанс, – медленно произнесла я. – Один шанс поговорить с человеком, который будет решать, как вы умрете и будет ли жить Клэр Нилон. Так что же вы ему скажете?

Однажды, когда я училась в шестом классе, я позволила самой популярной девчонке в школе списать у меня контрольную по математике.

– Знаешь что? – сказала она после. – Не такая уж ты неотесанная.

Она разрешила мне сидеть с ней за ланчем, и одним восхитительным субботним днем меня пригласили в торговую галерею с компанией ее подружек. В магазинах они прыскали себе на запястья духи и примеряли дорогие узкие джинсы, а моего размера там даже не было. Я сказала им, что у меня месячные и что я даже не покупаю джинсы, когда у меня раздут живот, – полное вранье. Но все же одна девочка предложила показать мне, как вызвать у себя рвоту, чтобы сбросить лишние пять фунтов. Как раз в этот момент мне делали макияж у прилавка косметики «Клиник», хоть я ничего не собиралась покупать. И, взглянув в зеркало, я поняла, что мне не нравится та, которую я вижу. Я потеряла себя в угоду этим девчонкам.

Глядя на Шэя, вновь занимающего место свидетеля, я вспомнила о том трепете школьницы, когда на время стала частью тусовки, стала популярной. Публика затихла, ожидая очередной вспышки, но Шэй был уравновешен и спокоен, даже чрезмерно тих. Вновь закованный в кандалы, он неловко сидел, ни на кого не глядя и дожидаясь, когда я обращусь к нему с тем самым вопросом. Интересно, думала я, возвращение его к образу истца говорит больше о том, кем он желает быть, или о том, кем стала я?

– Шэй, – начала я, – что вы хотите сказать данному суду?

Он перевел взгляд на потолок, словно ожидая, что оттуда, как снег, посыплются слова.

– «Дух Господа Бога на Мне, ибо Господь помазал Меня благовествовать нищим»[23], – пробормотал он.

– Аминь, – послышался с галереи женский голос.

Честно говоря, не это я имела в виду, когда сказала Шэю, что он может совершить последнюю попытку склонить суд в свою пользу. Для меня религиозные писания звучали так же странно и напыщенно, как диатриба, произнесенная Шэем на предмет организованной религии. Но возможно, Шэй был умнее меня, потому что его цитата заставила судью скривить губы.

– Это из Библии, мистер Борн?

– Не знаю, – ответил Шэй. – Не помню, откуда это.