Так что мастер по финифти был одновременно и менеджером по закупкам, и гончаром, и изготовителем кистей, и художником-дизайнером, и в конечном итоге менеджером по реализации готовой продукции. Иногда он справлялся со всеми задачами самостоятельно, а иногда в процессе производства участвовала вся семья. Вот, например, один из мемуаров: «Мама покупала ящиками бемское (богемское. — А. М.)стекло, у нее был курант — круглый камень с каменным плато, внутри которого углубление. Мама растирала курантом бемское стекло до того, что на руках образовывались мозоли в нижней части ладони».

Но даже те из домочадцев, кто не был занят в производственном процессе, были вынуждены подчиняться ему: «Процесс бисерения был очень ответственным. Мама старалась, чтобы не подымалось ни единой пылинки. В случае попадания на пластину пыли на ней образовывались пузыри, они лопались, оставляя после себя мелкие дырочки. Поэтому в дни бисерения никогда не делали уборки, а детям не разрешалось бегать».

Ростовская финифть распространялась по всей стране. Она шла в обе столицы, на Нижегородскую ярмарку и, разумеется, в располагающуюся всего лишь в сотне километров от Ростова Троице-Сергиеву лавру. Троицких заказов было особенно много. То «ростовский живописный мастер Василий Гаврилов Гвоздарев подрядился поставить в лавру своего мастерства образов… который для усмотрения письма и каким образом будут оправлены прислал для образца три образа». То «Иван Алексеев Серебренников желает поставлять в лавру финифтяные образа самого лучшего качества». Иной раз и посредник, «города Ростова купец Николай Петров сын Дьяков», предлагал свои услуги за процент.

В 1914 году в городе начал действовать особый класс финифти при школе рисования, иконописи, резьбы и позолоты по дереву. В качестве преподавателей были, естественно, приглашены лучшие мастера. А после наступила революция, а с ней — переориентация финифтяного производства с икон на запонки и на значки. Вместе с тем сам процесс обучения перестал быть этаким непостижимым таинством, а превратился в достаточно строгий и официальный учебный процесс. Преподавателям писали аттестации: «Прекрасный мастер — практик, в совершенстве владеющий техникой своего дела, достигший непревзойденных результатов в технике мастерства, выработке стиля и колорита, свойственного только ему В то же время он не обладает в должной степени необходимыми для мастера-инструктора качествами, слабо владеет педагогическими и методическими навыками и приемами».

Новое время требовало новых профессионалов.

Несмотря на свою популярность, а также практичность, финифть стоила дешево. Соответственно и заработок мастеров был не особенно большим. Нередко его даже не хватало на содержание семейства, и жена художника тоже должна была работать (что до революции случалось не так часто, как сегодня). Правда, работа все равно была, как правило, домашняя — делать, например, соленья и варенья на продажу.

Естественно, что кроме прочих должностей (снабженческих, технологических, дизайнерских и других) финифтяных дел мастер вынужден был сам себе служить бухгалтером. Несколько лет назад в сборнике «История и культура Ростовской земли» были опубликованы фрагменты так называемой «Книжицы для записи расхода сего 1899 года… финифтяных дел мастера Никанора Ивановича Шапошникова». Эту «книжицу» вел пожилой, семидесятипятилетний и по старости практически отошедший от дел финифтяной ростовский мастер.

Собственно, потребности его были невелики. «Купил картус себе летний — 50 к.». «Купил себе на фрак материи» — 63 к.». «Купил очьки — 10 к.». «Купил ночной чепец». Или же, если не хотелось останавливаться на лишних подробностях: «Купил что мне нужно и ндравится на сумму 45 коп.». Немало было и хозяйственных расходов. «Дано дровоколу за уборку на дворе — 15 к.». «За чистку сапогов плачено сапожнику — 10 ко.». «Плачено Надежде за мытье и стирку — 30 к.». «Плачено за чистку мостовой — 4 ко.». «Сторожу ночному плачено — 20 к.».

Несмотря на бедность, Никанор Иванович не жалел денег на свои духовные потребности: «Купил свеч», «Дано на свечку», «Купил масла Богова», «Подано по родителям на понихиду попу — 15 ко.».

А нуждался Шапошников до того, что ему приходилось часть своего дома сдавать квартирантам. Об этом заносились записи все в ту же «книжицу», но уже по статье доходов. «Получено за квартирование татар 9 человек по 1 р. 50 к., а всего 13 р. 50 к.». «Татарин ноне останавливался с него подороже». Отчасти, видимо, благодаря такому приработку, Никанор Иванович время от времени отводил душу. «Купил винца на сумму 1 р. 50 к». «Купил на прощанье истекающего года брикаловки на сумму 20 к.». Под «винцом» финифтяных дел мастер, скорее всего, понимал не виноградное, а хлебное вино, то есть простую водку. Под «брикаловкой» — по видимости, то же самое. Вряд ли Никанор Иванович знал толк в венгерских и французских винах.

Случалось, что финифтяные мастера кооперировались с представителями других промыслов. Чаще всего это были резчики по дереву — ведь вставочками из финифти нередко украшались деревянные изделия — кресты, ларцы, шкатулки. Неудивительно, что именно резьба стала вторым по значимости промыслом Ростова.

Если финифтяная наука осваивалась уже в более-менее сознательном возрасте, то к резному делу приучали с самого что ни на есть младенчества. Один из представителей этого цеха вспоминал: «Ученье начиналось с рисования. Малышу давалась гладко выстроганная липовая доска, карандаш, и он должен был рисовать простенькую завитушку орнамента. Рисовал долго… испачкает доску… выстрогает и снова рисует, потом стамеской долбит сквозные отверстия».

В результате к совершеннолетию мастер достигал необходимого для резчика качества мастерства — «чтобы благодать с резьбы так бы и капала». И был способен на такие вот произведения: «Никита заканчивал большую граненую колонку, почти сплошь покрытую всевозможными орнаментами из выпуклых завитков, розеток, бус, с гирляндой фантастических цветов и листьев. Все это было вырезано довольно искусно, чисто, пестро и испещрено штрихами, жилками, но не имело особого стиля. Вернее это был особый, выработанный иконостасными мастерами стиль, долженствующий поразить взор зрителей обилием украшений».

Резчики сами же и золотили свои свежевырезанные произведения: «На покрытые полиментом (особый состав, состоящий из красной глины, мыла, воска, китового жира и яичных белков. — А. М.)орнаменты накладывалось золото. Листы золота резались тонким ножом на обтянутой кожей шкатулке… Мастер раскрывал книжку с золотом, вложенным между листками папиросной бумаги, и стряхивал тонкий золотой лист на подушку шкатулки, легким дуновением расправлял на подушке… ножом отрезал кусочек золота, затем сменял нож на лапку из беличьей шерсти, похожую на маленький распущенный веер, и прикасался к кусочку. Золото прилипало к шерсти, и тогда мастер клал этот кусочек на смоченное спиртом место орнамента».

Резчиков, случалось, даже представляли царскому семейству. В одном из журналов Ростовского уездного земского собрания имеется запись: «22 мая текущего (1913 — A. M.)года Ростовский уезд был осчастливлен посещением их Императорских Величеств. Управа в полном составе преподнесла Его Императорскому Величеству от лица Ростовского Земства хлеб-соль».