— А вы вообще кто? — спросил меня один из мужчин. На вид ему лет пятьдесят с небольшим. Круглолицый и розовощекий, с большими залысинами и небольшим брюшком. Грязноватые потертые джинсы, теплая рубашка в клетку. На пузе висит охотничий патронташ. — На военных не похожи. Мародеры? — Он поморщился.

Я пожал плечами:

— Сейчас все мародеры, иначе не проживешь. Но на дорогах не грабим, так что можете быть спокойны.

— Это вам надо быть спокойными, епть, — усмехается мужик, бросая взгляд на окружавших его людей.

— Ну раз так, значит, мы оба можем пообщаться совершенно без напряжения во взгляде. А то сейчас дырку во мне прожжете, — усмехаюсь я.

— Времена такие, — отрезает мужик.

— Ну как знаете. Я просто поговорить хотел. Если бы думал стрелять, то уже бы стрелял, — немного резковато бросаю ему в ответ и, повернувшись, ухожу к нашей машине.

— Постой, парень!

Я останавливаюсь и выжидающе смотрю на него. Он подошел ко мне и уже более мирным тоном объясняет:

— Не обижайся, времена нынче такие — все на взводе, епть. Дальше вроде спокойно, ну, небольшие заторы из машин есть, конечно. Как и везде сейчас. В саму Клайпеду, епть, лучше не лезь. Там несколько банд орудует. Одна на грузовом терминале окопалась, другая у старой переправы на Куршскую косу. А город, епть, почти вымер весь.

— А вы откуда едете?

— Из Паланги, епть. Долго собирались, думали, продержимся, но последнее время и к нам банды зачастили — продукты ищут, епть, и прочее. Вот мы и решили уехать в Белоруссию, думаю, там поспокойнее будет.

— Почему именно туда? — удивленно спрашиваю я.

— А батька у них там серьезный, епть. Вполне мог порядок в стране удержать. Не знаю, может, и там мертвые земли, но и на взморье не сахар. Зря вы туда едете, епть.

— Дело у нас там.

Его глаза быстро холодеют, во взгляде уже прямо лед. Экий мужик вспыльчивый.

— Не переживай, не с бандами. Просто людей одних ищем.

— Ну смотри. Хотя я бы не совался. Бесполезно это, епть. Никого там не найдете.

— А это что, у вас в машинах, все оставшееся население Паланги?

— Нет, конечно. Хотя, епть, близко к правде. Там сейчас около пятидесяти живых осталось.

— А нежити много?

— Мертвяков, что ли? Хватает. И монстры попадаются.

— Морфы?

— Как говоришь? Морфы, епть? Ну да, наверное, морфы. Те, что из мертвяков получаются, когда пожрут. Ладно, бывай, парень. Как там дальше, на дороге-то?

— Более-менее. Как и везде. До Каунаса спокойно, а дальше не знаю, не ездили.

— Ясно. Ну бывай…

С каждым километром Аста нервничала все больше. Это понятно — надежда умирает последней. Робби мрачно смотрел по сторонам, только изредка что-то бурчал себе под нос. На Якайском кольце, где по правую сторону находился фордовский центр, повернули на трассу Е-272 и двинули в сторону Паланги, решив заехать в Клайпеду на обратной дороге.

Роберт

25 апреля, пять часов вечера

Остановились, не доезжая до деревни метров четыреста — пятьсот. Аста вся извертелась от нетерпения и, если бы не строгий окрик, наверняка рванула бы вперед. Даже Айвар, на что уж в последнее время мягкий человек, и тот на выдохе резанул ей «Сидеть!», и она испуганно затихла, с надеждой вглядываясь в даль. Пока он нас прикрывал, я в бинокль осмотрел дома и улицы… Глухо, господа. Глухо, как в танке. Будь моя воля, просто развернулся бы и уехал, даже не пытаясь осмотреть эту прибрежную деревушку. Все и так понятно: за время нашего анабазиса мы уже достаточно насмотрелись на вымершие поселки, чтобы с первого взгляда определить, есть ли в нем живые или нет. Не знаю, как объяснить словами; это просто чувствуешь — на уровне подсознания, что ли. По улицам ветер носит разный мусор, словно вместе с пылью город выметает воспоминания о жизни.

Я переглянулся с Айваром и кивнул, указывая на дома:

— Двинули?

— А чего тянуть? — Он грустно пожал плечами и, наклонившись к окну, сказал Асте: — Садись за руль.

Мы в машину не сели — лучше входить в небольшие поселки пешком. Выдвинулись вперед, метров на тридцать, и, настороженно осматриваясь, втянулись в улицу. Кстати, по всем признакам, здесь обжился морф. Не особо раскормленный — не с чего разъедаться, но он здесь есть. Опять же, чувство такое. Вот и Айвар недовольно плечами повел, тоже нежить почувствовал. В последнее время у нас обострилось не только внутреннее чутье, но и обоняние. Не знаю, вирус в этом виноват или то, что курим меньше? Кстати, запах гнили был, да. Но слабый, еле заметный. Скорее всего, в домах лежат останки людей. Но почему на улицах никого не видно? Домов десятка два, а то и меньше. Одна центральная улица и несколько переулков — вот и вся «география». Небольшие аккуратные домики, много сосен и кустов сирени. Словом, обычный рыбачий поселок, превратившийся в уютную курортную деревушку. На въезде бетонный постамент с рыбачьим баркасом, как дань прошлому. Если не ошибаюсь, где-нибудь в центре должна быть стела с именами рыбаков, погибших в море. Дома практически не тронуты, на площадках перед ними аккуратно припаркованы машины. Ни следа мародеров или перестрелок. И мертвых, мертвых не видно. Вообще нет. Словно люди взяли и пропали. Сразу.

Так и прошли через весь поселок, до самого родительского дома Асты, перед которым она не выдержала и, остановив машину, бросилась вперед. Хорошо, Айвар успел ее за жилет поймать — не мне вам объяснять, что соваться в дома опасно. Кивнул мне, и мы вошли во двор… Небольшой двухэтажный дом, за ним фруктовый сад. Участок где-то в пятнадцать соток, огороженный высоким, в рост человека, забором. Ухоженный, вымощенный каменной плиткой дворик, по левую сторону — пустой вольер для собаки и настежь распахнутые двери гаража. И запах. Нет, не ацетона — тлена. Точнее, гнилого мяса — сладковато-приторный, его ни с чем не спутаешь. Осмотрели первый этаж через окна — пусто. Переглянулись и двинули вовнутрь. Кухня, салон, несколько комнат. Пусто. Приоткрытая дверь в цокольный этаж. Забили под дверь деревянный клин — подвал потом проверим. Вещи все на месте, значит, мародеры еще здесь не побывали. Хм, странно… Когда начали подниматься на второй этаж, запах стал сильнее, и я, забросив сайгу на спину, достал глок. Айвар, с кольтом, пошел первым, аккуратно пробуя ногой каждую ступеньку, словно боялся потревожить тишину дома…

Наверху, в одной из комнат, нашли семью… Отец, мать, два брата. Мать и один из братьев были привязаны веревками к кроватям — видно, они первыми обратились в зомби. Головы прострелены в упор, на подушках уже побуревшие следы крови и ошметки мозгов. Трупы лежат около двух недель, не меньше, так что, сами понимаете, зрелище не из приятных. Между кроватями, на полу, лежал еще один — светловолосый мальчик лет десяти с разбитой выстрелом головой. А за письменным столом, откинувшись на спинку кресла, сидел мужчина, который ушел из жизни сам. Правая рука замотана куском окровавленной тряпки — укусили… На полу, у левой ножки кресла, лежал пистолет. Макаров. Запах был такой, что к горлу подкатил комок, а рот сразу наполнился слюной. Странная реакция, но, судя по тому, что Айвар отплевывается в коридоре, не у меня одного такая. Окинул взглядом комнату, подобрал пистолет и выщелкнул магазин. Да, так и есть, осталось четыре патрона. На столе перед погибшим лежал конверт. Дочке… Ждал он ее. Как знал, что сюда доберется, вот и написал перед тем, как уйти. Вещи брать не стали. Во-первых, запах мертвечины так въелся, что никакая стирка не поможет. Во-вторых, не хотелось мне в этом доме мародерствовать. Кивнул напарнику, который держал под прицелом коридор, и мы спустились на первый этаж.