— Значит, я должна сбежать и бросить остальных пропадать? Именно так вы с Чи и вели себя все этим годы.

Удар попал в цель.

— У нас нет времени дискутировать…

— Лично у меня времени хоть отбавляй, — ответила я. — Я так понимаю, вы с Чи нашли в этом городе действующий космический корабль…

— Да, но…

— И улетели на нем, наплевав на остальных разведчиков, застрявших на этой планете…

— Это был маленький корабль, и мы не знали, как отыскать других…

— Потом, — продолжала я, будто не слыша ее, — вы вернулись в Технократию и, спасая свои шкуры, заключили с Высшим советом сделку. Вы держите рты на замке, а в обмен Совет делает вас адмиралами. Правильно? И дальше вы с Чи заняли высокие посты, а разведчики продолжали исчезать.

— Фестина, ты не понимаешь…

— Нет, адмирал, — перебила я Сил. — Вы выбрали неподходящий день, чтобы добиться моего понимания, — я с отвращением отвернулась от нее. — И вы выбрали неподходящую женщину, чтобы спасти ее. — Я зашагала к «орлу», крикнув через плечо: — Просто потому, что я напоминаю вам себя в молодости…

— Фестина…

Что-то в ее тоне заставило меня обернуться. Она целилась в меня из «станнера».

— Похоже, у этого оружия ко мне слабость, — сказала я.

И потом она выстрелила.

Я очнулась в постели, в обычной офицерской каюте на борту космического корабля. В голове пульсировала свинцовая боль, как всегда после выстрела «станнера». В некотором роде эта боль была благословением — она не давала мне сосредоточиться на неприятных мыслях, теснившихся в глубине сознания.

Насколько я желала лежать без движения, вздрагивая каждый раз, когда боль особенно сильно пульсировала во лбу, настолько же на меня давила физическая потребность облегчиться, что вполне естественно после нескольких часов бессознательного состояния. Со стонами я приняла вертикальное положение и сидела на краю постели, пока перед глазами не перестали вспыхивать багровые пятна. Потом я заковыляла в туалет, сделала свое дело, но не смогла встать и теперь сидела, бездумно глядя в стену.

В голове билась боль. Я отсчитала шестьдесят тупых ее приливов, после чего поплелась обратно. Проходя мимо письменного стола, я заметила записку со словами «это может помочь» и лежащую на ней белую таблетку. Я немедленно проглотила ее — из тех соображений, что хуже все равно быть не может.

Спустя несколько минут боль слегка отступила: достаточно, чтобы появились силы оглянуться. Да, я находилась в офицерской каюте, почти точно такой же, какая была у меня на «Палисандре», но в зеркальном отражении — то, что там было слева, здесь находилось справа, и наоборот. Украшения отсутствовали, однако у двери в ряд стояли три упаковочных ящика. Я открыла ближайший и увидела множество мелких предметов, завернутых в куски ткани.

Яйца.

Моя коллекция.

Слезы побежали из глаз. Я не решалась коснуться ни одного; просто смотрела на матерчатые свертки, пересчитывая снова и снова лишь те, что лежали наверху.

— Это глупо, — вслух произнесла я. — Потерять Яруна, Чи, Весло и теперь так радоваться каким-то яйцам?

Но я радовалась, очень радовалась. Выходит, я потеряла не все. Не все.

Открылась дверь, вошла адмирал Сил. Перед адмиралом любая дверь откроется, даже если ты не даешь разрешения войти.

— Ты проснулась, — сказала она. — Извини за грубость, но мы теряли драгоценное время.

— Вы выстрелили в меня. Чего еще можно ожидать от адмирала?

— Нет, — возразила она. — Настоящий адмирал приказал бы кому-нибудь выстрелить в тебя. В душе я все еще разведчик.

Я не сумела сдержать улыбку, но вдруг меня словно ударило.

— Вы ведь не везете меня обратно в Технократию?

— Если пожелаешь, я высажу тебя на одном из окраинных миров. Адмирал может приказать изменить курс по своей прихоти.

— Вы не можете высадить меня нигде, кроме Мелаквина. Лига убьет меня при первой же попытке выйти в космос. Я убийца. — Она вопросительно вскинула брови. — Да-да. Я убила своего напарника. И убила бы Джелку, если бы Весло не опередила меня.

— Фестина, мне что-то не верится…

— А вы поверьте! — взорвалась я. — Я опасное неразумное существо. И теперь, когда вы все знаете, ваша жизнь тоже на прицеле. Если этот корабль покинет систему Мелаквина, нам обеим крышка.

— Тогда давай пройдем на капитанский мостик. Она повела меня из каюты, потом по коридору, вверх по трапу и через люк в коридор, куда выходил капитанский мостик. Мимо нас прошел человек в зеленом — так одеваются те, кто занимается общественными науками — и отсалютовал… сначала адмиралу, потом мне, хотя я была все в тех же юбке и куртке, которые соорудила из остатков защитного костюма. Он, наверно, подумал, что я гражданское лицо, а из гражданских на судах флота бывают, как правило, сановники высоко ранга.

— Адмирал на мостике! — послышался чей-то крик, как только мы вошли.

Несколько человек вытянулись по стойке «смирно», но остались на своих местах. Даже космонавты понимают, что протокол — это одно, а служебные обязанности — совсем другое.

— Капитан Линг, — обратилась Сил к сидящему в капитанском кресле мужчине, — будьте любезны, активируйте обзорные экраны.

— Да, мэм.

Он нажал на кнопку, и на главном экране засияла россыпь звезд. Обычное зрелище. Только звезды, ни одного корабля в поле зрения. Как правило, в полете обзорные экраны выключают, чтобы не отвлекать экипаж от наблюдения за показаниями приборов, что гораздо важнее, чем пялиться на звездное небо.

— Ну, разведчик Рамос, — Сил кивнула на экран, — и что ты там видишь?

— Звезды.

— Капитан Линг, — продолжала Сил, — на каком мы сейчас расстоянии от Мелаквина?

Линг кивнул навигатору, и тот ответил:

— 9.27 световых года, мэм.

— Мы в космосе?

Навигатор удивленно уставился на нее:

— Да, мэм.

— В глубоком космосе? Поблизости нет никаких звездных систем?

— Да, мэм.

— Благодарю вас, — сказала Сил. — Продолжайте полет.

Она направилась в сторону коридора, но спустя несколько мгновений вернулась, взяла меня за руку и потянула за собой.

— Поняла? — негромко спросила она. — Что бы ты ни сделала, ты отнюдь не неразумное существо.

В таких вещах Лига никогда не ошибается. Мы в глубоком космосе, но по-прежнему живы; значит, Фестина, ты не убийца. — Она одарила меня улыбкой. — Это почти то же самое, как если бы Бог лично объявил, что ты невиновна.