Вот и осень заканчивается. Повсюду. Только не в нашем районе. У нас, судя по происходящему, лето еще не скоро завершится.

Район особенный. Можно сказать, специфический. С чьей-то легкой руки – так принято говорить, а у нас – с чьего-то тяжелого языка район, опоясывающий город, называют «всесоюзным огородом» – столько овощей и бахчевых здесь выращивают, убирают и отправляют по всей стране ежегодно. И город от района такое же имечко перехватил, у них, у городских, это лихо делается, пока бедный крестьянин охнет да расчухается, городской уже на его кобыле до Саратова доскакал… Но это я так, обида жлоба давит.

Одними помидорами нашими кормится, почитай, вся Россия, а уж арбузы знают в столице, и все лето до поздней осени на ярмарках, устраиваемых властями, москвичи простаивают в самых длиннющих очередях к горам «полосатых» в надежде, что повезет с покупкой, достанется. А москвичи – кто не знает! – разбираются в арбузах и помидорах. Научились.

Анекдоты ходят. Стоит узбек с арбузами. У него покупатели спрашивают: Астрахань? Кивает: Астрахан. А почему без мягкого знака? Самый ранний, не успели дописать, отвечает.

Урожай убирают, можно сказать, круглый год. И белые мухи сдохли, и первая пороша снежком пробежалась по полям, пугая ворон, и студенты – самая дармовая и безотказная сила укатила в заморские края, и школьники наконец-то, отмыв руки от корнеплодов и томатов, сели за парты, а председатели колхозов и директора совхозов все несут акты о сдаче овощей в покосившееся от удивления двухэтажное здание районного управления сельского хозяйства. Откуда берутся такие акты? Никто не поймет. Как и мой помощник, умудренный опытом и битый жизнью Семен Викторович. Он сидит передо мной, докладывает результаты проведенной проверки не спеша с выводами. Тычет заскорузлым пальцем – у него с войны рука повреждена – в бумаги и, вновь надевая на интеллигентный нос очки, поднимает на меня голубые глаза младенца.

– Ну скажите мне, уважаемый Данила Павлович, в колхозе имени Кирова по снегу будут собирать помидоры?

Я молчу – откуда мне знать?

– А вот такие же бумаги из колхоза «Заветы Ильича», «Дзержинец», «Путь Ленина», «Красный коммунар», «Вперед к коммунизму». Здесь тоже такая же ситуация.

Недоумение. Что еще может выразить мое лицо?

– Но вы же видите эти акты? Бедный питерский студент съедает тонны помидоров! Плачет книга Гиннесса!

– Позвольте посмотреть.

– Пожалуйста. Вам очки дать?

– Спасибо. Не дожил еще.

– Не благодарите. Все там будем. Но чтобы эту липу видеть, никаких очков не надо! У меня, можно сказать, старого человека, уши горят.

– В народе говорят, – вянут, – поправил я его. – Но у вас-то за что, Семен Викторович?

– Стыдно за район.

– Ну… что поделать!.. Может, собирали все-таки, а теперь задними числами оформляют?.. То, что раньше… школьники, студенты….

– Какой там! Совсем совесть потеряли! Я слышал… команда дана сверху. Считать, сколько все гаврики съели…

– Кого съели?

– Овощей и бахчевых.

– А что за гаврики?

– Студенты и школьники. Ну что тут непонятного? Которые работали всю уборку.

– Как до такого додуматься можно?

– А я что говорю! – еще тише шепчет помощник, но от этого глаза его только становятся круглее. – Не нашими головами!..

– Кто придумал?

– Разве в управлении сельского хозяйства узнать? Но мне сказали.

– Кто же?

– Механика проста, Данила Павлович, – не слушает меня помощник, – берут одного среднего студента, по ведомости подсчитывают дни, потом складывают завтрак, обед и ужин и умножают! В воскресенье – вдвойне!

– А в выходные почему?

– Молодежь больше ест. Танцы, знаете ли, футбол, безделье, больше свободного времени. Больше в них лезет. Это подумать только! Потом килограммы перемножаются на дни и включают в план, в обязательства. Социалистические, между прочим!

У меня и у Семена Викторовича вытягиваются физиономии.

– Чему вы удивляетесь, Данила Павлович? Я тоже рот разинул. А Воробейчиков наш, Пал Никитич, меня отбрил. Съели помидоры, огурцы, дыни и арбузы молодые люди, но сначала же они их вырастили!

– Ну, допустим, не они.

– Вот.

– А чтобы есть, надо купить у того же колхоза.

– Да кто же будет продавать? Студентам, школьникам… У Пал Никитича своя теория на все: за пацанвой не уследишь, они с корня цап и в рот. Поди сосчитай. Поэтому усредняют.

– А они, значит, перемножают?

– Представьте себе, – кивает помощник. – На школьника – дифференцированный подход. Ему меньше норму ставят.

– А вы все же спросили товарища Воробейчикова насчет своевременной продажи студентам?..

– Будьте спокойны, спросил.

– И что же?

– Не все вовремя оформлялось.

– Как?

– Не до этого было. Миллион дать – это знаете? Ночей не спали люди. И потом… Кто за ними уследит, сколько с куста каждый слопает?

– А как же считали?

– Теперь у них и повар там консультирует, и диетолог… и этот? Агроном главный. Совет целый создали. Науку применили.

– Да…

– Так, науку, науку…

– А то, что в план государству идет не то, что вырастили и съели, а то, что продали и сдали, они это принимают во внимание?

– Да…

– Они не забывают про это? Это спросили у них?

– А чего их спрашивать, Данила Павлович? – покачал головой помощник. – Вы полагаете, Воробейчиков глупее нас с вами? Они команду дали оформлять через торговлю. Вот директору заготконторы расхлебывать и придется. У него голова болит. Он уже на меня таращился, когда я у него объяснения брал, писать ничего не хотел. В райком звонить начал.

– А вы?

– А я что? Трубку ему подал – звони. С Лукпановым тот консультировался.

– Ну и что?

– Я потом тоже трубку у него взял. Поговорили, объяснил про нашу проверку.

– Что-нибудь спрашивал?

– Очень заинтересовался. Говорит, они ничего не слышали про проверку. Спрашивает, незапланированная?

– Буду я с ними советоваться. Внезапная проверка. Сигнал поступил.

– Я так и объяснил.

– Ну?

– А Лукпанов спрашивает: от кого сигнал?

– Это им знать не положено. Пусть Поспеловым командует. Прокуратура пока райкому партии не подчиняется.

– Так-то оно так…

– А что же все-таки Воробейчиков?