Пауза.

В темной летней подмосковной ночи Лунная соната. Виолончель. Реквием по мертвецам…

– На девятый день мук Наина к старым богам вернулась, – сказал генерал Карпов. – И… Малофеев проникся… Он прежде никогда со своими жертвами не вступал в половые отношения. Мы никогда не находили признаков изнасилования на трупах или каких-то выделений. Мы считали, что он импотент – все это вписывалось в картину душителя старух. Но мы и здесь оказались не правы. Малофеев в своем схроне вступил с Наиной в связь. Он снял с нее собачий ошейник с цепью, которой она была прикована к бревну. Правда, он сковал ей одну руку и ногу наручниками. Другую руку оставил, чтобы она гладила, ласкала. Он доверился ей. Они занимались сексом на пропитанном кровью земляном полу. Когда он расслабился, Наина этим воспользовалась. Она… она…

– Что она сделала, генерал? – не выдержал Макар.

– ТО, ЧТО ОНА С НИМ СДЕЛАЛА, УЖАСНО.

Ночь. Виолончель. Лунная соната. Тьма…

Тьма…

Давно. Где-то в лесах Сибири.

Точное место никогда не указывали на картах

– Умерла. Великий Отец живых бог Велес забрал ее душу и плоть. Я рад, девочка, что ты наконец причастилась и разделила со мной счастье. Я всегда хотел разделить это с кем-то…

Землянка-бункер, свет керосиновых ламп, подвешенных на крюках к бревнам, укрепляющим земляной потолок, как в шахтах. Посредине самодельный стол – на козлах прибит лист железа. На нем – растерзанное женское тело со вскрытой грудной клеткой и содранной кожей на бедрах.

На углу стола крепятся токарные тиски. В них ОН зажал ее правую руку – она никогда бы не сумела ее вытащить и дотянуться до второго стола, где ОН разложил свои инструменты – пилы, сверла, иглы, ножи, бритвы, клещи, крюки…

Все это измазано свежей и застаревшей кровью, все это использовалось здесь в землянке-схроне и прежде и сейчас, у нее на глазах. От правой руки, зажатой в тисках, до ножа на столе – каких-то сантиметров сорок, но она не смогла бы схватить нож или бритву и левой свободной рукой, потому что…

– У меня быстрая реакция, девочка, – объявил он ей, взвешивая в руке тяжелый топор. – Одно твое движение туда, и я отрублю тебе руку в тисках. Я этого никогда не делал прежде. Не хочу делать и с тобой, не вынуждай меня. Пообещай, что ты не возьмешь в руки ничего острого. Поклянись мне.

– Клянусь, ничего острого… не возьму…

Ее голос звучал хрипло. Она сама не узнавала его – разве это я шепчу? Язык во рту распух от великой жажды.

Когда она пришла в себя и обнаружила, что лежит на сыром полу в полной темноте абсолютно голая – вся одежда с нее была снята, а на шее намертво сомкнулся собачий строгий ошейник с шипами, к которому была приделана цепь, прикрученная к бревнам, укреплявшим стены (все это она определила на ощупь), она поняла, что случилось и кто ОН – тот тип с собакой на дороге.

ОН тогда ударил ее шприцем в шею, но она практически не помнила этого, не видела она и того, как ОН зарезал ее отчима – в этот миг она уже отключилась. Вколотый препарат подействовал мгновенно. Она осознала, что произошло, лишь в землянке-бункере, прикованная цепью к бревнам, словно та несчастная собака…

В темноте кто-то часто прерывисто дышал и время от времени хрипло стонал. Стоны, полные муки и боли…

И тьма…

ОН явился лишь на третьи сутки в свое логово. В свой Храм. Так он называл эту вонючую яму…

За то время, пока ОН держал ее в темноте, она не пила воды. А мочилась тут же на полу бункера, отползая на коленях подальше, насколько позволяла короткая цепь.

ОН явился и включил генератор. И зажег керосиновые лампы. И она впервые увидела место, где ей предстояло, по всему видно, окончить свои дни.

Когда ОН явился впервые, то принес грязное железное ведро с водой и поставил его рядом с ней. И она решила – это туалетное ведро, потому что выглядело и пахло оно отвратно. Она сходила туда, когда ОН, наконец закончив пытки, убрался из схрона.

А потом оказалось… ОН объявил ей со смехом на следующий день, когда она попросила у него воды, умирая от жажды – я же принес тебе воды, девочка, целое ведро, что ты с ней сделала, с водой?

И все последующие дни она пила через силу эту загаженную воду…

Тогда она впервые поняла, что человек на многое способен, лишь бы выжить и не умереть.

О еде его она не просила. Когда на протяжении всей ночи ту другую пытали на ее глазах… страшно… изощренно… она лишь прижималась лицом крепко к земляному влажному полу, пропитанному кровью, закрывала уши руками и молила, молила… Кого?

Она и сама не знала тогда.

Но кто-то услышал ее мольбы.

Это произошло на девятый день ее плена.

После того как ОН второй раз швырнул ей на пол, как собаке на цепи, кусок срезанной человеческой плоти.

Она в тот миг услышала… нет, ощутила словно вздох над ухом… нет, дуновение ветра, хотя в землянке было душно как в парной.

Где-то в самой глубине… Далеко-далеко…

Похожая темная пещера – только стены из камня, измазанные кровью и разрисованные охрой. Отпечатки ладоней на камне, горящий костер, овальный гладко обтесанный камень-песчаник-омфал, истинный пуп земли, некогда упавший с неба метеорит, и на нем восседающая фигура… Женщина – сгусток образов и ликов… А вокруг черепа… куски жертвенной плоти… ожерелья из ракушек и медвежьих когтей…

Фантом зорко смотрел из древней тьмы – во мрак сегодняшний, освещенный лишь керосиновой лампой.

Фантом смотрел прямо ей в глаза…

И она поняла.

Она все поняла тогда.

Она поняла, что ей надо делать, чтобы выжить.

Протянула руку и взяла тот кровавый кусок, поднесла ко рту, сделав вид, что кусает, глотает.

ОН жадно наблюдал за ней, потом сам как-то всхлипнул – словно с облегчением. ОН был абсолютно голый, как и она – раздевался каждый раз у входа, аккуратно складывал свою одежду, ставил ботинки, чтобы на них не попали брызги крови.

ОН был невысокий и с виду в одежде тщедушный, но обнаженным оказался жилистым и крепким. Грудь его, спина и ляжки густо обросли темными волосами. На нем был лишь короткий кожаный передник – фартук, прикрывавший его чресла.

– Я есть Бог и Отец живых. Имя мое Велес, – объявил он высоким пронзительным голосом. – А это мой Храм. Их смерти не напрасны. Я забираю их, чтобы жили другие, например, ты… Ты ведь не хочешь умирать, девочка моя?

– Нет.

– ТОГДА ВРЕМЯ ВОЗВРАЩАТЬСЯ К СТАРЫМ БОГАМ.

– Да, я хочу… я согласна…

По его тону и взгляду она видела – перед ней сумасшедший.

ОН взял со стола нож и шагнул к ней, поднес лезвие к ее горлу. Она подумала, что ударит ее, но ОН, держа нож у ее шеи, вдруг одним движением отстегнул собачий ошейник.