Ей даже стало немного стыдно, что она совсем не верила ему. Харальд, конечно, не праведник, но он знатный человек, отвечающий за свои слова. Можно же было допустить, что какая-то доля правды в его словах есть…

Елисава заботливо заправила ему за ухо несколько выбившихся прядей, со сдержанной нежностью поцеловала Харальда куда-то в висок и отошла. Если в гордом победителе Византии и Сикилея есть хоть капля разума, он оценит этот дар.

Самая тяжелая часть пути осталась позади, но расслабляться было отнюдь не время. Река Пола, в которую Харальд с дружиной на второй день вышел из Стабенки, текла прямиком в Ильмень-озеро. Вниз по течению добираться до него было всего два дня. Но ведь Ильмень — сердце словенского племени и Новгородской земли. Эти края издавна были густо заселены, еще до Рюрика и до князя Игоря, построившего Новгород. Сейчас все берега озера и ближних рек опутаны сетью городков и погостов. Это не глухие двинские леса, где за целый день никого не встретишь, а кого встретишь, тот сам остережется показываться на глаза. Харальд уверял, что они смогут из Полы выйти в Ильмень, пройти вдоль восточного берега до устья другой реки — Меты, не приближаясь к самому Новгороду. Один раз он уже проделал это по пути во Всесвяч и надеялся повторить свой подвиг. Основная часть поселений Приильменья издавна сосредоточивалась на южном и западном берегах, где леса были сведены, а земли распаханы еще дедами и прадедами нынешних ильменцев. На восточном берегу, вдоль которого лежал путь Харальда, сохранились густые леса и населения было мало. Так что замысел мог принести успех, если не вмешаются сами новгородцы. В тот раз они не захотели связываться с византийским варягом, потому что, лишенные князя, его дружины и ратников, не чувствовали себя в силах для подобной встречи. Если же с тех пор Володьша с войском вернулся в город, тогда избежать встречи с ним едва ли получится.

Однако даже больше, чем о братьях, Елисава думала о Харальде. После нападения на волоке в отношениях между ними что-то изменилось. Или, наверное, что-то изменилось в ней. Лед недоверия, треснувший в тот неприятный, но памятный день, теперь стремительно таял. Елисава заново вспоминала все слова о любви и привязанности, которые Харальд говорил ей, и все больше склонялась к тому, чтобы поверить ему. Ведь он действительно не женился за эти одиннадцать лет, хотя мог — на той же Марии, молодой, красивой, богатой, принадлежащей к очень знатному, почти императорскому роду и при этом находившейся в его руках. Но он вернул ее домой, потому что знал: на Руси его ждет невеста. Он складывал для нее стихи, готовил ей этот подарок, доказательство своей верности и привязанности. На волоке Харальд спас ее, прикрыв собой, хотя мог сделать выбор в пользу сокровищ, доставшихся ему трудами и кровью.

Но главное — его глаза. Когда Харальд смотрел на нее, в его серых глазах Елисава видела тепло и пристальное внимание, будто он хотел заглянуть ей в душу, потому что ему необходимо знать — что там. В эти дни Харальд стал непривычно мягок, исчезли жесткость и напористость, словно ему больше не нужно было доказывать всему миру, что он лучше всех. Встречаясь глазами с Елисавой, он каждый раз улыбался ей. И княжне казалось, что он изменился именно так, как ей и хотелось. Может, он понял, что она готова поверить ему, и это принесло мир его вечно воюющей душе?

Тем не менее все эти доводы и доказательства, по большому счету, ничего не значили. Елисава верила Харальду, потому что всем существом жаждала ему поверить, хотела, чтобы он оказался достоин доверия, и больше не имела сил противиться этому желанию.

Через два дня ладьи вышли к Ильменю. Это большое озеро, сердце словенской земли, издавна было окружено преданиями. Елисава никогда раньше здесь не бывала, но среди челяди княжьего киевского двора имелись люди, привезенные Ярославом из Новгорода, где он княжил в молодости, до смерти Владимира Святославича. Благодаря старикам Елисава вместе с сестрами и братьями еще в детстве наслушалась жутких рассказов о том, как в прежние времена Ильменю приносили человеческие жертвы, — а иначе его грозный хозяин гневался, топил ладьи, отнимал рыбу, набрасывался на берега и жадными языками волн слизывал избушки, посевы, скотину. Где-то на его берегах издревле стояло святилище в честь богини плодородия по имени Перынь, жены громовика Перуна.[35]Святилище разрушил воевода Добрыня, кормилец Владимира, когда покорял Новгород и приводил его под руку Киева, а заодно и нового греческого бога. Говорили, что остатки сожженного тына и сейчас видны в священном сосновом бору, а над ними возвышается большой деревянный крест, знак торжества новой веры. Наверное, и черепа жертв еще валяются среди углей — конские, коровьи, людские… Елисава содрогалась при мысли об этом, и все же ей хотелось бы на это взглянуть — ясным днем и среди множества живых людей. Увы, Перынь лежала при истоке Волхова, в северо-западной части Ильменя, и увидеть ее с восточного берега, вдоль которого они шли, было никак нельзя.

Перед самым устьем Полы вышли в Ловать и уже по ней двинулись к самому озеру. Большая река делилась здесь на множество рукавов, рукавчиков и проток, на низких заболоченных островах и островках росли могучие старые ивы, порой стоявшие прямо в воде. Новичку было бы нелегко найти верную дорогу, но опытные варяги, перенимавшие знания об этих местах у десяти поколений старших товарищей, хорошо знали, куда направлять ладьи. Среди этих островов один был обитаемым — Взвад, где раскинулись дворы и речные пристани, возле которых стояли ладьи и лодки.

Выйдя в озеро, двинулись вдоль его восточного берега на север. Путь предстоял неблизкий — почти два дневных перехода. Крупных поселений тут не было, хотя избушки, рыбацкие челноки или пасущиеся козы на низких плоских берегах попадались часто.

— Есть еще одно поселение, но уже на Мете, — объяснял Елисаве Халльдор. — Лиупину, кажется, называется.

— Липно, — поправила Елисава, уже слышавшая это название. — Мы будем там ночевать?

— Вероятно, да. По пути в ту сторону мы останавливались там. Харальд раздал в Лиупину столько подарков, что хозяева должны ждать его с распростертыми объятиями и держать наготове пиво в бочках. А ночевать все равно где-то надо, идти тут на веслах ночью невозможно.

— Один раз мы уже доверились людям, которым Харальд раздал много подарков и которые ждали его как дорогого гостя.

— Но ведь сокровищ больше нет, — ответил Халльдор со своей обычной невозмутимостью, будто речь шла о сущей безделице. По тому, как вел себя этот человек, никогда нельзя было определить, хорошие или плохие новости он получил, но сейчас его равнодушие удивило Елисаву. — Мы позаботимся о том, чтобы здешние люди знали, что с нас больше нечего взять. А что свое оружие мы сберегли и можем за себя постоять, они увидят и сами. Так ради чего им рисковать головами?

Впереди лежало и еще одно место, которое княжне очень хотелось бы увидеть. Неподалеку от истока Волхова стоял городок, который предание называло Рюриковым. Рассказывали, что его основал князь Рюрик, когда ушел из Ладоги на верхний Волхов и обосновался среди родовых поселков местной ильменской знати. Оттуда снаряжались походы на далекий юг, на Смоленск и Киев. Во времена своего новгородского княжения там жил ее отец, князь Ярослав, который впоследствии не раз с сожалением вспоминал о золотой иконке своего покровителя, святого Георгия, — редчайшей византийской работы, с цветной эмалью, она пропала в тереме во время пожара. После того пожара он и перебрался в Новгород, на Торговую сторону, где построил себе двор, до сих пор называемый Ярославовым.