— Очень хорошо!

— А то все испортишь.

Джаба покорно садится и вдруг вспоминает Тамилу. Улыбающееся лицо девушки встает перед его глазами — почему-то в рамке, как портрет. Видение то вспыхивает, как светлячок, то меркнет, затуманивается и наконец исчезает. Рамка остается пустой.

В городе оставалась Тамила!

— А теперь моя очередь, — не соразмерив голоса, кричит Нодар. — Внимание, я произношу тост в честь Дуданы. Прошу всех слушать и сосчитать, сколько мне для этого понадобится слов.

Нодар садится за пианино и играет известную оперную арию. Всем известна эта мелодия, — наверно, и слова тоже. Джаба напевает в душе: «Я вас люблю любовью нежной, без вас не мыслю дня прожить…» Вдруг он задумывается, всматривается в затылок Нодара, словно хочет взглядом проникнуть внутрь его черепа и прочесть, узнать все, что там скрывается. Потом переводит глаза на длинные, худые пальцы Нодара, вспоминает строки его письма…

Нодар обрывает мелодию на середине и встает.

— Мне кажется, победитель — я. Обошелся без единого слова.

— Нодар, не вставай, поиграй еще, — просит Дудана.

— Это был не тост, а объяснение в любви, — оспаривает победу, а заодно и обесценивает оригинальность соперника Гурам.

— Поиграйте, пожалуйста, Нодар, — присоединяется к просьбе Лиана.

— Что сыграть? — возвращается к пианино Нодар.

— Что хочешь.

— Нового я ничего не знаю. Все, что играю, выучил в детстве. Да и то больше подбирал на слух, — благосклонно соглашается на просьбы Нодар. — Вам сейчас хочется потанцевать, чарльстон и тому подобное… А я умею играть только вот этот танец, — и он начинает «Танец Анитры».

Дремучий лес, полный странных, чуждых звуков, встает перед Джабой — чуждый мир, полный чуждых людей, живущих по чуждым законам… Все странное, чуждое… Точно музыка эта создана во времена какой-то древней, исчезнувшей цивилизации.

Нодар с трудом справляется с быстрой частью — неловкие пальцы не слушаются его, замедляют темп пьесы; но играет он точно. И вдруг Джаба передергивается от неприятного чувства — словно он услышал какое-то очень огорчительное известие. Он невольно приподнимается на стуле, собираясь окликнуть Нодара, и вдруг слышит тихий голос Лианы:

— Неверно! Это место неверно! — Лиана указывает пальцем на пианино.

— Маэстро! — говорит Гурам. — Тут говорят, что вы неправильно играете.

— Абсолютно правильно! — не оборачиваясь, отражает нападение Нодар и повторяет спорный отрывок. — Вот так. Ни одной ноты нельзя изменить.

— Не так! — Джаба подходит к пианино.

— Абсолютно правильно! — беззаботно повторяет Нодар.

Лиана пожимает плечами. Потом, в знак того, что это невозможно слушать, мотает головой и закрывает глаза.

— Подайте мне знак, когда он кончит, — сгущает ситуацию Гурам, закрывая ладонями уши.

— Я когда-то играла эту вещь, — с сожалением говорит Лиана.

— Вы играете? — спрашивает Дудана.

— Очень плохо. Все перезабыла.

Гурам отнимает ладони от ушей, хотя и без того прекрасно слышал их разговор.

— Ну-ка, Лиана, растолкуйте Нодару, что такое музыка!

Нодар внезапно перестает играть и поднимается с места. При первом же его слове становится заметно, что он обижен.

— Садитесь за пианино, Лиана, и если вы сыграете это место иначе, пусть мне тут же на месте отрубят голову.

— Нет, нет, я ничего не помню.

— Играйте, играйте, — Гурам хватает Лиану за локоть и силой поднимает со стула. — Играйте!

Лиана подходит к инструменту и, подумав, возвращается к столу, разводя руками: дескать, рада бы сделать всем удовольствие, но не могу, все забыла. Гурам настаивает, сажает ее за пианино. Лиана некоторое время молча рассматривает клавиатуру, как бы предварительно выбирая нужные ей клавиши; потом нерешительно начинает. Она играет все уверенней, все смелее. «То место» на этот раз звучит ясно, логично, прозрачно — правильность его не внушает сомнений. Нодар краснеет.

— Вот, кажется, так. — Лиана, закончив пьесу, встает из-за пианино.

От насильственного смеха Гурама все вокруг словно искажается.

— Ну что, посрамлен, Нодар? Рубить тебе голову? Дайте нож, тетя Нино, да поострей, чтобы он не мучился. Слушай, разве Григ тебе товарищ, дружи со своей ровней, пой вместе с нами «Бурдючок мой, бурдючок»!

Нодар пристыжен и озадачен. Кто-то безжалостно ввел его в заблуждение. И сейчас он узнал правду. Медленно поворачивает он лицо к Джабе — словно силится что-то вспомнить, словно просит друга: объясни, в чем дело, ты ведь должен знать!

Внезапное воспоминание кольнуло Джабу в сердце.

«Это я его обманул!»

Он идет к двери, выходит в коридор, делая вид, что ему там что-то нужно.

— Не скучайте, я сию минуту вернусь.

— Куда, Джаба? — окликает его Гурам.

— Сейчас приду!

Джаба сворачивает в узкий пожарный проход и останавливается перед незастекленным чердачным люком. Свежий воздух остужает ему пылающие щеки. Пьянящий запах озона вызывает какие-то далекие воспоминания. Дождь перестал, но временами еще сверкают молнии, тускло озаряя город. Вода бесшумно бежит по желобу вдоль края крыши и исчезает в водосточной трубе. Внизу под лучами ярких лампионов набережной блестит река.

Джабе вспоминается комната Нодара. Там стояла большая фисгармония с широкими, обтянутыми резиной педалями. Играя, надо было все время качать педали, чтобы подавать воздух в инструмент, иначе он умолкал. Оба, и Джаба и Нодар, учились музыке на этой фисгармонии. Нодар играл гораздо лучше, зато Джаба помнил больше мелодий. В тот день… Кажется, это было вечером… Нодар подбирал «Танец Анитры» — они несколько раз слышали эту пьесу по радио и на концерте… В комнате были и другие их товарищи. Джаба сейчас не может вспомнить, кто именно, — они учились тогда в седьмом или восьмом классе. Кажется, были и девочки. Играли в шахматы. Нодар подбирал «Танец Анитры». И как раз в «этом месте» спросил Джабу, что дальше, как продолжается мелодия. Джаба не помнил! Но в комнате были другие, среди них, кажется, и девочки, и всем было известно, что у Джабы необычайный слух, что ему достаточно один раз услышать мелодию, чтобы запомнить ее навсегда. И часто товарищи, учителя, родственники высказывали сожаление, почему он не учится музыке. Такая была слава у Джабы.

А «этого места» он не знал!

И Джаба соврал. Сочинил тут же какое-то примитивное продолжение и пропел его. Никому не пришло в голову усомниться в правильности мотива — настолько все верили в слух и музыкальную память Джабы.

Нодар, как и все, поверил и подобрал эти несколько музыкальных фраз. И с тех пор, оказывается, играет этот отрывок так, как подсказал ему Джаба. Десять лет Нодар считает правдой эту ложь. Сколько раз, должно быть, смеялись люди в душе над Нодаром, слушая «это место», но ничего не говорили ему — так уверенно и с таким подъемом перевирал он всем известную пьесу.

Глупости! Джаба сейчас пьян,