в «Замке сарацинов», когда бывали перерывы в работе, стараясь удержаться на грани, за которой перестал бы соображать. Иногда, в основном вечерами, мне случалось перебрать, и тогда Коринна, вместо того чтобы отругать, обнимала меня и долго с молчаливой мольбой дышала мне в шею.

Наконец Берн без предупреждения заявился к нам. Это было в начале лета, в субботу или в воскресенье. Коринна с родителями и с Адой уехала к морю. Берн пришел с агрессивным и властным видом, с головы до ног одетый в черное.

– Пойду открою два пива, – сказал я.

– Я ненадолго.

– У тебя какое-то срочное дело?

И вдруг мы оба осознали, каким безумием была эта сдержанность между нами, это взаимное недоверие. Мне захотелось обнять его, он понял это и улыбнулся мне, затем развалился на диване и сказал, что с удовольствием выпил бы пива, но при условии, что оно будет ледяное. Мы молча выпили по глотку, словно привыкая к непринужденному, братскому общению. Мне было хорошо, спокойно.

– Созрели тутовые ягоды, – в какой-то момент сказал Берн, и я тут же увидел ферму, огромное дерево и мальчишек, которые садились на плечи друг к другу, чтобы достать ягоды с верхних веток. Я был благодарен ему за этот образ.

– Что вы будете с ними делать? – спросил я.

Но Берн уже забыл про тутовые ягоды.

– Мы с Терезой поженимся, – сказал он. – В сентябре. Я хотел тебя попросить, чтобы ты в день свадьбы оказал нам одну услугу.

«Сейчас попросит, чтобы я был свидетелем на свадьбе, и я соглашусь, конечно же, соглашусь, подумал я тогда, подавлю легкую досаду и скажу: ну конечно, с удовольствием. А что еще мне было делать? Вот встану и обниму его по-настоящему, по-братски, как положено двум взрослым мужчинам в таких обстоятельствах».

Но Берн сказал:

– Я хотел бы, чтобы ты организовал стол. Денег у нас немного. Придется экономить на всем, но ты с этим отлично справишься.

– Ну конечно, – механически произнес я заготовленные слова, которые должны были стать ответом на другой вопрос.

– У Терезы уже есть кое-какие идеи. Наверное, вам лучше встретиться, чтобы все обсудить напрямую. А мы с Данко займемся остальным.

Выходит, Данко был уже в курсе. Это была единственная мысль, которую я сумел для себя ясно сформулировать.

Затем Берн принялся рассуждать о том, как они собираются украсить сад, какие у них планы насчет музыки и гостей. Я слушал его и не слушал. Мне казалось, я все сильнее сжимаюсь в комок на диване, но это было только субъективное впечатление, потому что Берн ничего не замечал.

Когда он ушел, солнце было на равном расстоянии между небом и гладью моря: гигантский вспотевший шар, который заливал квартиру оранжевым светом. Я оставался на ногах, пока не стемнело, затем начал действовать с непреклонной, но бессмысленной решимостью. Сначала включил в квартире все освещение, потом всю бытовую технику. Стиральную машину, посудомойку, кондиционеры, пылесос, вытяжку над плитой, блендер на максимальной скорости. Достал из холодильника начатую бутылку белого вина и оставил дверцу открытой, чтобы и холодильник начал издавать жалобное гудение. И снова уселся на диван, с бутылкой в руках, окруженный разноголосым воем всего того, что подняло мою жизнь на новый, более достойный уровень, всего того, что вторглось в мою жизнь. Всего того, что было мной накоплено, однако не принадлежало мне.

О, свадьба и правда получилась необыкновенная! Чудесный праздник, полный какого-то радостного смятения. Надеюсь, я не обидел тебя, но у меня от нее осталось именно такое впечатление. Возможно, потому, что я смотрел на все с другой точки обзора. Меня отделял от гостей ряд накрытых столов, я был и вне праздника, и внутри него, скорее наблюдатель, чем участник. И я приехал уже не на пустой желудок. Пришлось выдумать предлог, чтобы Коринна согласилась сама вести машину от Таранто до Специале. Я сказал ей, что мне нужно будет сделать еще несколько распоряжений по организации фуршета. К счастью, она поссорилась с Берном и я смог присутствовать при ее выходках в качестве молчаливого свидетеля. Перед этим я выпил что-то очень сладкое, кажется красный мартини. Как ни удивительно, Коринна ничего не заметила. Она была зла на Берна и решила, что это он довел меня до такого состояния. «Только такой бесхребетный тип, как Берн, мог вместо тебя выбрать в свидетели Данко», – повторяла она. (Нет, конечно, она не употребила слова «бесхребетный», а выразилась в своем фирменном, кориннианском стиле. Странно, но с того момента, как мы стали жить раздельно, я выбросил из головы ее манеру выражаться и сейчас просто не могу вспомнить, в чем была ее особенность.) Она сердилась на Берна еще и за то, что он заставил меня работать вечером и лишил возможности присутствовать на церемонии. Она сжимала руль так, словно это был Берн и она могла в любую минуту стереть его в порошок. Как будто злоба на него накапливалась у нее долгие месяцы. Но на сей раз мне было приятно слушать, как она поносит ферму, всех вас, сознавать, что она на моей стороне. Я положил руку на руль поверх ее руки и не отнимал, даже когда она замолчала. И чтобы не нарушить контакт между нами, который в последнее время устанавливался так редко, Коринна до конца поездки не переключала скорость.

Времени от моего приезда до того, как вы вернулись из мэрии, счастливые и уставшие, в точности как в тот день, когда я увидел вас выходящими из зарослей, – этого времени оказалось недостаточно, чтобы выдохлось выпитое мной спиртное. Гости маленькими группками подходили ко мне спросить, как им рассаживаться, и я понимал их с трудом. Убедившись, что все идет как надо, я позволил себе покинуть командный пост и потанцевать несколько минут, во время звучания двух песен. Я потанцевал и с тобой. Коринна, которая уже успела расслабиться и ходила босиком, схватила меня за галстук. Помню, я тогда подумал: а ведь у нас может получиться. Раньше мне казалось, что нет, но тогда, что все-таки у нас может получиться. Завтра я начну новую жизнь, да, прямо завтра. Берн был прав, когда набросился на меня с упреками, там, на террасе.

Я поцеловал Коринну, это был наш самый горячий поцелуй с тех пор, как мы познакомились, поцелуй, который был также и обещанием. На мгновение мы замерли неподвижно посреди толпы, становившейся все многолюднее. Затем я выпустил ее из объятий и вернулся к своим обязанностям – стал распоряжаться фуршетом.

В этот момент ко мне подошел Никола. Если бы не моя недавняя эйфория, ему не удалось бы захватить