И чем больше Тули́н вникала в бумаги, тем сложнее ей становилось представить, что эта парочка могла совершить убийства, которые ей с Хессом выпало расследовать. И еще труднее – поверить, что им оказалось по плечу в течение нескольких недель водить за нос столь серьезным образом организованное следствие. Поэтому она и признала правоту Хесса, в разговоре с Нюландером весьма критически высказывавшегося по поводу возобладавшей версии.

Когда сегодня утром Найя разглядывала материалы на стенах в квартире Хесса на Нёрребро, ей подумалось, что Хесс слегка сбрендил. Ко всему прочему, он никак не хотел признавать, что дочка Хартунгов давно погибла. А если еще вспомнить его противоречащее всем правилам и регламентам решение навестить сперва Генца, а затем и Линуса Беккера, то вполне можно было предположить, что Хесс малость – а может даже и не малость – не в себе. Тули́н, правда, не забывает, что почти ничего о Хессе и его прошлом не знает. И тем не менее случившееся в «принудиловке» заронило в ней зерно сомнения, а теперь она уже думает, что неплохо было бы им вернуться туда и попытаться вытянуть из Линуса все, что ему известно об убийствах и Кристине Хартунг.

Все так, но сейчас-то речь идет о Густаве. Закончив проверять ящики комода в комнате наверху, Найя спускается вниз, собираясь отправиться к Генцу и помочь ему «вскрыть» ноутбук, с чем у него вроде бы возникли проблемы. Внизу она поворачивает за угол и идет по коридору, но тут ее останавливает какой-то слабый звук. Где-то, видимо, сработала сигнализация, но не в жилой части. Впрочем, и не автомобильная охранная система, потому что звук раздается не с такой частотой, хотя он так же высок и пронзителен. Тули́н возвращается назад и через кухню идет к коридору, напрямую связывающему жилую часть с собственно забойным цехом. Она открывает дверь в цех, и звук становится отчетливее. В большом продолговатом помещении темно, и Найя останавливается, не зная, где расположены выключатели. Внезапно ее пронизывает мысль: если парочка не имеет отношения к убийствам, то не может ли настоящий преступник прятаться где-нибудь здесь, в темноте? Тули́н старается прогнать эту мысль – ведь с чего бы ему здесь таиться, – и все же достает пистолет и снимает его с предохранителя.

Освещая путь фонариком мобильного телефона, она движется в сторону, откуда доносится звук, проходит мимо холодильных камер, в том числе и той, что приготовлена для Густава Хартунга. В некоторых помещениях совсем пусто, если не считать свисающих с потолка огромных крюков, но в большинстве из них свалены какие-то коробки и старый мусор.

У двери в одну из последних камер Найя останавливается. Именно оттуда доносится звук. Она входит в помещение, делает два-три шага и видит, что, наверное, Асгер Неергор оборудовал его для своих тренировок. В свете мобильника она видит старые, с облупившейся краской, гири, тяжелоатлетическую штангу, сломанный гоночный велосипед рядом с грязными армейскими сапогами и камуфляжной формой. Но больше всего озадачивает Тули́н запах. Хотя она и находится в бывшем забойном цеху, ни в одной другой камере, кроме этой, не воняет тухлым мясом. Но Найя не успевает додумать эту мысль до конца, потому что ее отвлекает какое-то движение в углу. Она направляет телефон в ту сторону. Четыре или пять крыс, не обращая внимания на свет мобильника, вцепились в нижнюю часть дверцы сильно поврежденного бытового холодильника, стоящего в углу рядом с какими-то садовыми инструментами и сложенной гладильной доской. Индикатор на холодильнике мигает и издает тот самый звук, потому что крысы прогрызли резиновую прокладку, и дверца его слегка приоткрылась. Тули́н подходит к нему, но крысы разбегаются, только когда она шугает их ногой. Они расположились на небольшом расстоянии от нее, бегают взад и вперед и нещадно пищат. Найя осторожно открывает дверцу холодильника, заглядывает внутрь – и резко зажимает рот рукой, чтобы ее не вырвало.

– Ты совершенно уверен? Бенедикте Сканс действительно дежурила в ночь на пятницу шестнадцатого октября и на субботу семнадцатого октября?

– Да, абсолютно уверен. Я только что общался со старшей сестрой отделения, и она это подтвердила, тем более что сама дежурила в это время.

Хесс благодарит оперативника, заканчивает телефонный разговор и поднимается к кабинету министра соцзащиты Розы Хартунг. На часах около одиннадцати, в приемной нервничает народ, постоянно звонят мобильники. Несколько оперативников продолжают беседовать с сотрудниками министерства. Две женщины с красными глазами отвечают тихим голосом, поминутно всхлипывая. Вокруг на столах видны белые пластиковые пакеты с едой навынос, которые никто пока еще не распечатал из-за нехватки времени.

– Министр у себя?

Секретарь министра судя по внешности, китаянка, не отрываясь от бумаг, кивает Хессу в ответ, и он проходит к двери красного дерева, повторяя про себя код доступа к файлам «Айпэда», который взял на время в комнате отдыха водителей в Кристиансборге.

Тули́н, конечно, права: главное сейчас найти младшего Хартунга. После совещания в управлении Хесс сразу же отправился в Министерство соцзащиты помочь в сборе информации о передвижении преступной парочки и местах, где они могли бы скрываться. И в первую очередь поговорить с людьми, которые ежедневно общались с Асгером Неергором. Однако очень скоро ему стало ясно, что никто из них ничего толком не знает. Оперативники уже сделали свою работу, и Хесс ничего нового не добился. Асгер Неергор не был особо общительным, а о своей личной жизни, хобби и прочем, что могло бы представлять интерес, вообще не распространялся. В основном люди рассказывали о качествах его натуры. Некоторым он с самого начала показался необычным. Какой-то он, дескать, странный, молчаливый, может быть, даже несколько придурковатый, но Хесс понимал, что все это люди говорят сильно задним числом. Уже в течение многих часов разные телеканалы подвергали сограждан ковровым бомбардировкам новостями о розыске Густава Хартунга, передавая описания внешности предполагаемых преступников, среди которых – вот она, настоящая сенсация! – оказался персональный водитель Розы Хартунг. И если кто-то сомневался, что эта история – лакомый для прессы кусочек, то ему достаточно было увидеть множество передвижных телевизионных студий и армию журналистов, собравшихся на малюсенькой площади перед входом в министерство, которые в своих репортажах давно уже по-своему охарактеризовали личности похитителей. Те же свидетели, на показания которых полагался Хесс, отмечали, что Асгер Неергор был интроверт и не очень далекого ума, держался замкнуто и в перерывах обычно курил и говорил по телефону у канала, в отличие от коллег, предпочитавших убивать время в теплой комнате отдыха водителей в здании парламента.

В комнате отдыха Хесс тоже побывал, и один пожилой шофер рассказал, как не раз и не два помогал Асгеру справиться с замками гаража, где водители оставляли служебные машины министерства на ночь. И уже хотя бы по одной этой причине невозможно предположить, что этот малый вместе со своей сожительницей был в состоянии продумать до самых мелочей план убийства Лауры Кьер, Анне Сайер-Лассен и Йесси Квиум.

Еще более очевидным это стало, когда другой сослуживец Асгера Неергора, возивший, кажется, министра энергетики, показал ему электронный дневник. Тот содержал в себе записи о действиях всех водителей в течение рабочего дня. Каждый из них обязан был вносить в электронный журнал, находившийся в автомобиле, соответствующие записи о том, где, в какое время и с какой целью находился. Вскоре Хесс нашел запись Асгера Неергора за определенный день, после чего отправился обратно в министерство. По дороге он поговорил по телефону с оперативником, которого отправили на место работы Бенедикте Сканс. Обо всем об этом Хесс и собирался переговорить с Розой Хартунг.