Картузов тем временем перешел к предполагаемым нововведениям.

В недавнем прошлом прибывавшие с поездами делегаты, приезжая в столицу, сами заботились о своем багаже. Теперь ввели новшество.

— Делегаты налегке выходят на платформу. Чемоданы оставляют в вагонах. Наша задача, друзья, — организовать охрану вещей и их доставку в гостиницы…

Он не успел продолжить.

— Товарищи офицеры!.. — пронзительно, точно его резали, заорал от дверей дежурный.

Картузов подхватил:

— Товарищи офицеры…

Все поднялись.

Руководство уже входило в помещение. Кураторы, проверяющие, инспектирующие. Все, как один в полковничьих папахах.

Впереди, выпрямившись во весь свой гренадерский рост, не глядя по сторонам, вышагивал начальник Управления генерал Скубилин.

Он с хода включился в игру:

— Так как решаем? Провемся или не прорвемся, друзья? — Скубилин поднялся на небольшой подиум. Отсюда он был всем хорошо виден. — Я сейчас еду к заместителю министра внутренних дел генералу Жернакову. Что ему передать? Могу я заверить, что московская транспортная милиция и на этот раз приложит

все свои силы, чтобы…

Его не дослушали — слишком высок был накал скубилинского фальцета. Первыми заорали слушаки Высшей Школы милиции — к такому они еще не привыкли.

— Прорвемся… — заорали.

— А ты что скажешь, подполковник Картузов?

Начальник отдела на Каширском направлении Картузов был когда–то его персональным водителем. На правах своего по первости входил в семью Скубилина, приходилось — ночевал у хозяина на даче. Отвозил генеральскую дочь в детсад, потом в школу.

В свою очередь, Скубилин помог своему любимцу закончить Академию МВД, а потом и вел вверх по служебной лестнице.

Закончилось все непредвиденно: борьба противоборствующих групп в Управлении развела начальника и его бывшего личного водителя. Картузов переметнулся на сторону конкурентов — заместителя Скубилина — Авгурова и его министерского друга — генерала Ильина, выходца из Адмотдела ЦК КПСС.

По окончанию съезда кого–то из них непременно должны были убрать. Все зависело от того, чья возьмет.

Но сейчас и Скубилин и его бывший водила были естественными союзниками. По крайней мере на время съезда. Случись что, наверху не станут разбирать — ударят по обоим. Да так приложат, что мало не покажется…

— Ты старый опытный волк… — Скубилин обласкал Картузова взглядом. Лучший начальник отдела на дороге. Честь и хвала тебе и твоему коллективу…

— Рады стараться…

— Не подведете меня?! Справитесь? Как считаешь, Картузов, могу я рапортовать от имени всего коллектива, от вашего имени, друзья…

Он едва не сказал — «братья и сестры».

Картузов, как давече жуликоватого вида младший инспектор, поднял обе руки:

— А как же, Василий Логвинович! Какие же мы после этого мужики, коли не справимся?! Так, друзья?! Нам оказана большая честь! И за нее от всех нас большое спасибо державе…

— Спасибо и тебе, подполковник Картузов… — запел Скубилин. — За честную твою бескорыстную службу!

— Ну, артисты… — У Игумнова от злости даже резануло по животу. Свои все хорошо знали сегодняшнюю взаимную неприязнь начальства.

Он оглянулся. Среди приданных сил по другую сторону неширокого прохода мелькнула стриженная светлая головка, китель с майорскими погонами.

" Надя!»

Майор, заместитель начальника курса, сейчас она была здесь со слушаками Высшей Школы. Как он мог подумать, что о н а упустит такой случай — не вызовется дежурить вместе с ним на родном вокзале!

Он подошел едва объявили перерыв:

— Надя!

— Я тебя не видела… Как ты?

Бледное, без кровинки лицо, вымученная улыбка.

Недостает, чтобы она заплакала.

— Ничего. Ты хорошо выглядишь. Наверное, головка болит? — Он знал все про ее мигрень.

— Болела. Но теперь уже проходит.

Они вышли наружу.

От платформы густым потоком двигались пассажиры.

К утру изморозь прекратилась. Невысокие деревца по другую сторону забора вдоль музея «Траурный поезд В.И. Ленина» стояли в снегу.

Перронное радио молчало.

— В деревню давно ездила?

Мать и сестра ее жили в дальнем Подмосковье.

— В воскресенье. Три часа ждала. Черневский автобус сломался. .. Все это он хорошо представлял. Они словно не расставались. — У нас на все деньги найдутся. Даже для террористов из «Красных бригад»! Только не на деревню и на дороги…

— Куда определили твоих слушаков?

— Второе кольцо оцепление… На все время съезда. А ночуем в поезде. Восьмой вагон… Зайдешь?

— Лучше ты к нам!

От входа закричали:

— Второе кольцо! На выход!

— Ну, я пошла!

— Смотри: аккуратнее!

Он подождал, глядел, как они уходят.

Мудрец сказал:

" Есть две вещи, которые ухо не слышит, но чей отзвук разносится от одного конца Земли до другого. Это — когда падает срубленное дерево, которое еще приносит плоды и когда вздыхает отосланная своим мужем женщина, которая его любит».

Из дежурки позвали:

— Игумнов! Телефон!

С Арбата звонил старший опер — Борька Качан.

— Здесь каталы ! — Качан выговаривал тихо и внятно. Вокруг были люди. Его могли слышать. — Я их всех вижу перед собой! Между выходом из «Арбатской» и кинотеатром «Художественный»…

— Эдик там? Муса? Помнишь — здоровый такой, молодой… Мастер спорта…

— Их нет, здесь третий! Джон! Которого ты двинул об шкаф в гостинице!

Во время задержания подозреваемых некто Джон оказал им сопротивление…

— Понял! Мы едем!

— Игумнов! — предостерегающе начал дежурный. — Генерал Скубилин приказал: «Никому с вокзала!..»

Игумнов бросил трубку.

— Цуканов!.. — Его заместитель возвращался в Ленинскую комнату. Поехали!

— А что начальство?..

— Давай, давай!

Игумнов не очень–то его жаловал. Зам попался хотя и опытный, но не из фанатов. Штрафник. Успел прожечь кафтан. Теперь больше не рисковал, работал с оглядкой.

Игумнов обернулся к дежурному:

— Мы погнали!

— Игумнов!

— Поручение следователя прокуратуры!

Игумнов и Цуканов оставили «газик» в стороне.

Борька Качан уже встречал их.

Старший опер работал под крутого арбатского парня. Косуха. Брюки в крупную клетку. Накачанная шея. Очки.

— Вон они! За палатками!

— Показывай.

Из метро непрекращающимся потоком шли люди. Народ с трудом протискивался в узком проходе между киосками. Под ногами хлюпало жидкое месиво. Народ вокруг был пестрый. Приезжие, фирмачи, наперсточники. На витринах — матрешки. Цветы.

Год этот был обозначен как Год Арбата.

Качан прояснял ситуацию:

— Бригада у них не особенно большая. Сторож — в голубой куртке. Справа…

Спортивного вида кавказец в куртке у угла просматривал прохожих. Игумнов не встретился с ним глазами и вроде как не засветился. Цуканов брюхатый, все с той же «Правдой», свернутой в трубку,