— Понятно. Теперь скажи мне, где эта квартира?

Как и предвидел Андреас, Николас не захотел отвечать на этот вопрос. Не то чтобы он прямо отказался, он просто молчал, глядя на дверь. Андреас знал, что если сейчас войдет медсестра или его подружка, разговор на этом закончится.

— Ники! Мэтью хотел, чтобы икона была возвращена в Грецию, в церковь. И он все для этого делал. Я всего лишь хочу помочь ему. Он помог тебе. Остальные бросили тебя, умирающего. Ты ничего им не должен, но твое молчание им на руку. Ты же можешь очень помочь нам. Ты можешь помочь церкви. Что ты выбираешь?

— Черт бы вас побрал, — прошептал Николас. — Вы говорите, как Драгумис. Я не верю ни вам, ни ему. Я скажу вам, но только ради парня, ради Мэтью. Двадцать восьмая улица, возле Третьей авеню. Серое здание, второе от северо-западного угла. Номер не помню. Третий этаж, в конце коридора.

— Спасибо.

— А теперь, пожалуйста, уходите, господин Спиридис. Я не хочу, чтобы вы были здесь, когда придет моя девушка.

— А ты рассказывал полицейским об этой квартире?

— Нет.

— Интересно почему?

— Не знаю. Просто внутренний голос подсказал мне: не говори им об этом.

— Ники, я очень тебе благодарен, и я оправдаю твое доверие. Будь здоров, мой мальчик.

— Мы не можем здесь находиться. Мы еще вчера должны были уехать из страны.

Ван Меер говорил ровным, спокойным голосом, даже немного лениво, словно его ничто не волновало, но уже тот факт, что он повторил эти слова два раза за последние двадцать четыре часа, свидетельствовал о его беспокойстве. Дель Каррос не слишком опасался, что Ян выйдет из игры, но все-таки сделал некоторые попытки успокоить его «профессиональную совесть». Ян считал себя человеком, который во всем следует правилам и букве, но дель Каррос очень хорошо его знал. Лучше всего голландец чувствовал себя в обстановке хаоса, еще со времен своей бурной юности, прошедшей в Амстердаме. Профессиональный лоск появился позднее, но это был всего лишь внешний глянец.

— Нет никакой непосредственной опасности.

— Вы не можете этого знать, — настаивал Ян, глядя на улицу через лобовое стекло. — Вы не знаете их возможностей. Кроме того, не забывайте о полиции.

— Они будут искать дель Карроса. Меня они под этим именем не найдут.

— С вашей стороны было неразумно встречаться с этой женщиной.

— Мы уже это обсудили.

Будь он проклят, если еще раз позволит Ван Мееру себя отчитывать! Однако дель Каррос и сам понимал, что неправильно повел себя на встрече с девушкой. Ей кое-что известно, но отнюдь не местонахождение иконы, а какое значение имеет все остальное? С этой семьей он все время совершал ошибки; сейчас он направил всю свою ярость на умершего старика, который обокрал его, затуманил его разум. Такую же ошибку он допустил с его сыном, Ричардом, отцом девушки, когда тот прилетел в Каракас вместо своего отца. У банкира был наметанный глаз, и он сразу их раскусил: он понял, что ему предлагают поддельную икону, что подлинник висит у старика на стене. Дель Каррос не собирался никого дурачить: просто ему необходимо было заполучить Кесслера-старшего. Но вместо него приехал сын, а их встреча проходила в такой обстановке, что взятие заложника было невозможно.

Тогда, разозленный тем, что его план был сорван, дель Каррос сделал то же, что потом, много лет спустя, повторил при встрече с его дочерью. Он насмехался над банкиром, оскорбил его отца, сыпал намеками по поводу иконы, но не смог ни разозлить его, ни вызвать на разговор. Вместо этого он неосторожно выдал ему кое-какие сведения, которые, будучи сопоставленными, легко складывались в четкую картинку. После той встречи дель Каррос запаниковал и попросил кое-кого вернуть ему оказанную когда-то услугу. В то время это казалось ему необходимым: банкир слишком много знал. Но теперь дель Каррос не мог лгать себе так, как лгал много лет назад. Правда заключалась в том, что в тот момент он на какое-то время потерял надежду снова заполучить икону и своим поступком просто хотел наказать старшего Кесслера. Это было жестоко с его стороны. И это было плохо — таким образом растрачивать время и жизненную энергию.

Непростительно повторять те же ошибки два десятилетия спустя.

— Мы уже дважды это обсуждали, — снова повторил он. — Она попросила о встрече. И я не мог исключить, что ей известно нечто важное.

— Ключ ко всему — Спиар, — настаивал Ян. — Именно он близок с Драгумисом.

— Так где же он?

— А вы что думали — что я сяду в поезд и поеду за ними? Женщина видела мое лицо, а из поезда не убежишь. Поэтому я следил за этим. — И он кивнул головой в сторону отеля в конце квартала.

— А ты уверен, что он тебя не заметил? Он ведь профессионал, ты же знаешь.

— Если он профессионал, тогда я ни в чем не могу быть уверен. Но не думаю, чтобы он заметил.

— Он сегодня выходил?

— Да, на несколько часов.

— А почему ты за ним не пошел?

— Я ждал вас, как мы договорились.

— Но сейчас он там?

— Да, если в здании нет запасного выхода через кухню.

— Возможно, есть.

Ян продемонстрировал ему самую снисходительную улыбку, на какую только был способен.

— Вы хотите, чтобы я был во всех местах одновременно? Возможно, вам следует преодолеть свою любовь к экономии и нанять побольше сотрудников. В противном случае положитесь на здравый смысл. Он всегда пользовался центральным входом. Вы уделяете слишком много внимания мелочам.

С большим усилием дель Каррос сдержался. Он не должен позволять так с собой разговаривать, но Ян плевать хотел на этикет в отношениях между работником и работодателем. Кроме того, старик не мог исключить, что на того действует его собственное волнение.

— Возможно, ты прав. Он — последняя нить, которая у нас осталась.

Сумасшествие, паранойя — это было обычное состояние для любого, кто находился в игре слишком долго. Андреас тоже не был от этого защищен. Человек, вышедший из машины, которая припарковалась в пятидесяти ярдах от того места, где Андреас попросил остановить такси, вполне мог быть случайным прохожим. Однако иногда паранойя могла спасти жизнь, поэтому старый грек миновал дверь, в которую собирался войти, и свернул за угол на Третью авеню.

Странный район. Индийские ресторанчики, дешевые закусочные, по меньшей мере один приют для бедных. Не то чтобы плохая, но и не очень хорошая часть города — так, проходной двор. Зато здесь легко затеряться. Андреас неожиданно перешел улицу и оглянулся. Вышедший из машины человек тоже свернул на Третью авеню и, не оборачиваясь, быстро пошел вперед.

Смеркалось. Спускаясь по Двадцать девятой улице ко Второй авеню, Андреас подумал, что, возможно, зря тратит время, но ему необходимо было убедиться, что за ним нет слежки. Его бдительность усиливалась и тем, что сейчас он был более уязвим, чем обычно: рядом нет Бенни и он безоружен. Лучше всего было бы вернуться в отель, но время дорого, а он уже и так потратил его на дорогу сюда. Он не мог позволить беспричинному страху помешать ему. «Найди ее, — просил его Алекс, — вырви ее из жизни Мэтью». Свернув на Двадцать седьмую улицу, он вернулся к Третьей улице, прошел один квартал на север и пересек Двадцать восьмую улицу в направлении серого здания, мимо которого уже проходил раньше. Припаркованная машина исчезла. Андреас все еще обдумывал свои действия, когда из интересующего его здания вышел человек — плотный, с огромными усами и дымящейся сигаретой во рту. Швырнув окурок на землю, он стал ровнять ряд пластиковых контейнеров для мусора; Андреас воспринял это как знак.