— Больше трех десятков.

— А сколько… прошлой ночью?..

— Шесть, — ответил он и очень по–мужски удовлетворенно ухмыльнулся.

— Великий Оззи!

«Вот это да, я теперь законченная распутница. Скорее бы увидеться с Крессидой и все рассказать. Она мне позавидует».

— Что бы ты хотела на завтрак? — спросил мистер Бови, остановив Араминту на пороге ванной комнаты.

— Апельсиновый сок, кофе, черный и крепкий, и круассаны с джемом из клубники и хиджани.

— К твоему выходу все будет готово.

Над поросшей кустарником пустыней антиграв–капсула увеличила скорость. За прозрачным корпусом мертвые иссушенные растения, почти того же цвета, что и почва, из которой они росли, слились перед глазами Аарона в сплошное мутное мелькание. Дрожащее пятно внизу искажало визуальную перспективу, и было трудно определить, летят они на высоте нескольких метров или нескольких километров. Аарон не раз ловил себя на том, что ищет глазами черную тень, скользящую по земле.

За пару минут до приезда на ранчо он увидел забор: выбеленные солнцем деревянные столбики ограничивали участок, ничем не отличающийся от остальной пустыни. Между столбиками была натянута ржавая колючая проволока. По мере приближения капсулы к дому внизу мелькнули еще какие–то изгороди. Обнесенные ими участки были намного меньше и ближе располагались друг к другу. Наконец появились и строения самого ранчо — небольшое скопление в центре паутины колючей проволоки.

— Что он здесь разводит? — спросила Корри–Лин.

— Корримулов, — ответил Аарон.

— Я не вижу, чтобы там хоть что–нибудь двигалось.

— Полагаю, сейчас неподходящий сезон.

Корри–Лин с сомнением посмотрела на пустыню.

— А здесь есть какие–то сезоны?

— Да. Раз в десять лет идет дождь.

— Черт побери, какое счастье для фермеров!

Капсула сделала круг над ранчо. Аарон насчитал восемь больших отдельно стоящих амбаров из древнего ржаво–коричневого композита и белокаменный дом в центре, окруженный изумрудной зеленью обширного сада, Бассейн под открытым небом сверкал насыщенной бирюзой. По широкому выгулу скакали земные лошади.

— Ну, вот это по крайней мере выглядит неплохо, — ворчливо заметила Корри–Лин.

Юз–дубль Аарона доложил о широкоспектральном сканировании капсулы.

— На рай немного непохоже, — пробормотал он.

Его собственное пассивное сканирование выявило внизу мощные источники энергии. Располагались они по всему периметру ранчо — своего рода оборонительный рубеж.

Капсула приземлилась на специальную площадку у самого края сада.

— Ты не могла бы… — заговорил Аарон и тотчас заметил на лице женщины выражение глубокого равнодушия. — Предоставь все переговоры мне, хорошо?

— Конечно. Может, мне просто остаться здесь? Или ты сначала заткнешь мне рот? А может, предпочтешь упрятать в передвижную стазис–камеру?

— Очень соблазнительно, — ухмыльнулся он, игнорируя ее хмурый взгляд.

Поль Алкофф, одетый в выцветший джинсовый костюм, со стетсоном на основе, поджидал их, облокотившись на ворота выгула. Этот высокий худой мужчина наконец позволил проявиться своему возрасту в семь с половиной столетий. Его длинные волосы, аккуратно зачесанные назад, сильно поредели и стали совсем белыми. Суставы рук и ног, видимо, утратили гибкость, и их движения были несколько замедленными. На сильно загоревшем лице выделялись бледно–голубые глаза. Еще одной отличительной особенностью была аккуратно подстриженная бородка. Даже Аарон понял, что встретился с непростой личностью. Он сразу же задумался, сколько повидал этот человек за свои семьсот пятьдесят лет.

— Сэр, спасибо, что согласились встретиться со мной.

Его уважительный тон вызвал удивленный взгляд Корри–Лин.

Поль слегка улыбнулся, приподнял свой стетсон ровно на дюйм и чуть наклонил голову в сторону Корри–Лин.

— Добро пожаловать, мэм.

— Хм, привет, — выдавила основательно смущенная Корри–Лин.

— Как правило, я не пускаю в дом таких, как вы, — обратился Поль к Аарону. — Так что не обижайтесь, что не приглашаю преломить хлеб.

— У меня только боевые биононики, я не Высший.

— Угу. Полагаю, в наши дни это не так уж важно, сынок. Битва случилась много лет назад.

— И вы победили?

— Планета все еще принадлежит людям, так что я считаю, мы тогда не напрасно старались.

— Так вы Протектор?

— Мои бывшие партнеры просили меня сдать землю в аренду. Я навел справки и понял, что на них надавили высшие чины, люди, о которых мы давно ничего не слышали. Вы это допустили, сынок, так что я бы не хотел, чтобы ты снова начал ту же игру.

— Я здесь не для того.

— Что же тебе нужно?

— Информация.

— Я так и думал. — Он повернулся и поставил локти на верхнюю перекладину ворот. — Видишь, вон там Джорджия? Крапчатая кобыла.

Корри–Лин и Аарон подошли к воротам.

— Да, сэр, — ответил Аарон.

— Резвая малышка, верно? Я могу проследить ее родословную до земных арабских скакунов середины девятнадцатого столетия. В ней нет ни капли чужой крови. И никаких модификаций в генах. Зачата естественным путем и рождена из чрева своей матери, как и все ее предки. Для меня это истинная красота. И я не хочу, чтобы ее испортили. Нет, в самом деле, не желаю, чтобы ее жеребят улучшали. Она и ее сородичи имеют право существовать в этой Вселенной в том виде, в каком их создал родной мир.

Аарон проводил взглядом скачущую галопом лошадь с развевающейся гривой.

— Мне это понятно, сэр.

— В самом деле? А моя шляпа?

— Сэр?

Поль снял стетсон, внимательно его осмотрел и снова водрузил на голову.

— Должен сказать, что это настоящая вещь. Одна из последних, выпущенных в Техасе двести пятьдесят лет назад на фабрике, которая изготавливала шляпы почти тысячу лет, пока АНС не прикрыла ее якобы за ненадобностью. Потомки людей, живущие в том несчастном мире, больше не делают их даже в кустарных мастерских. Я купил целую партию и храню в стазис–поле. Как только одна шляпа изнашивается, я надеваю новую. Осталось всего две штуки. Это вопиющее безобразие. Хотя я не думаю, что протяну так долго, чтобы износить последнюю. Она будет покоиться на крышке моего гроба.

— Прискорбно это слышать, сэр.

— А скажи–ка, сынок, что ты обо мне думаешь?

— Э-э, не знаю.

Поль уставился на Аарона пронизывающим взглядом.

— Если уж я так расстраиваюсь, говоря о подлинности шляпы, подумай, я испытываю, когда исчезновение грозит всему человеческому наследию.