Рауль то и дело отводил фонарь от Максима. Пугливо шарил им по тёмной плёнке заводи. Из-за дождя всюду чудилось движение. Несколько раз что-то отразило свет. Какой-нибудь паук или змея. Ими тут кишели все джунгли. Нужно было уходить. Они и так задержались в Пасти каймана дольше, чем планировали. Лодочник наверняка переживает там, на берегу. Чего доброго, отправится их искать.

Артуро попятился. Чуть было не забыл одну важную деталь. Достал из рюкзака нож, которым, по словам Максима, пытали одну из жертв Скоробогатова. Нужно будет вернуть его хозяину. А пока что нож пригодится ему самому.

– Подсвети мне.

Не опуская пистолет, приблизился к Максиму. Пусть Рауль всё видит и запоминает. Склонился. Увидел, что цепь надо было всё-таки брать покороче. Эта лежала слишком уж свободно – Максим мог при желании приподнять руки. Осмотрел его разбитое лицо. Синяки и кровоподтёки под юношеской щетиной, скривлённый после ударов Рауля нос. Заглянул Максиму в глаза. Ничего, кроме слепой злобы. Ни отчаяния, ни страха. Парень хорошо держался. Только дрожал от холода. Даже, прорычав, дёрнулся, когда Артуро поднёс нож к его горлу. Чуть сам же по своей воле не порезался. Артуро только срезал у него кусок ворота и сразу отошёл. Ещё один сувенир на Стену рубежей. Будет напоминать ему о том, как он не решился убить человека своими руками.

– Хочу, чтобы ты знал. Может, тебе станет проще. С твоей мамой всё в порядке. – Артуро сделал несколько шагов назад. – Она все дни жила у меня в подвале. Это я… её фотографировал. Идея Егорова. Ты ведь знаком с Егоровым? Я и сам удивился, когда обнаружил её в Трухильо. Наверное, появление Скоробогатова меня бы удивило не так сильно. Я сразу понял, что ничем хорошим это не закончится. А твою маму я узнал, да. Ещё когда они отследили вас в Москве, кажется, это было в начале апреля, так вот, уже тогда Егоров переслал мне ваши фотографии. Думал, что однажды вы всё равно полетите в Перу, вслед за Серхио. Вот так.

Артуро пятился. Шаг за шагом отдалялся от Максима. Следовало просто развернуться и уйти, однако Артуро хотел как-то напоследок приободрить его, утешить.

– Твою маму и твоего отчима привезли в Трухильо всего за два дня до нашей с тобой встречи. Думаю, Скоробогатов и не рассчитывал, что ты у меня появишься. Зачем ему твоя мама? Не знаю. Может, думает, что ещё свидится с твоим отцом, и тогда лишние козыри не помешают.

Чем дальше они с Раулем отходили, тем громче приходилось говорить. Максим не шевелился. Закрыл глаза и откинул голову к колючему стволу.

– Егоров настаивал, чтобы всё было взаправду, но поверь, я его не послушал. Кормил твою маму. И воду ей давал. Она в порядке. И твой отчим в порядке. У меня большой подвал. Таких мало в Трухильо. Я и дом-то выбрал из-за подвала… Они там сидели вдвоём. Правда, приходилось их связывать, но я давал им размяться и кляп вынимал… Ты ведь почти раскусил меня, да? Когда услышал… Ты ведь что-то услышал за дверью под лестницей? Наверное, твоя мама пыталась кричать. Моя ошибка. Нужно было дать ей снотворное перед вашим приходом.

Вряд ли Максим слышал и понимал Артуро. Они отошли далеко, фонарь едва выхватывал из-за деревьев скованную неподвижную фигуру пленника. И всё-таки Артуро продолжал говорить. Чувствовал себя паршиво. До сих пор не убирал пистолет. И до боли сжимал кулак, в котором лежал срезанный у Максима клок ворота.

– И знаешь, я позабочусь об Ане! – прокричал напоследок Артуро. – С ней всё будет хорошо! – Помедлив, шёпотом повторил по-испански: – Всё будет хорошо.

Ещё мгновение, и Рауль отвёл фонарь в сторону.

Максим остался в дождливой темноте.

Аня стояла на гряде из базальтовых валунов, ограждавшей живой океан от мёртвых улочек Трухильо. Океан стелился светящейся рябью к далёкому горизонту, а под его поверхностью угадывались силуэты больших золотистых рыбин. Редкие облака медленно закручивались в гигантские воронки. Солнце полновластно растекалось жёлтыми кругами, горело как никогда ярко, однако не слепило. Максим был рядом. Держал Аню за руку. Улыбался. Его лицо сейчас казалось неуловимо другим. Выровнялось, сгладилось, осталось тем же лицом Максима, узнаваемым до мелочей – от чуть изогнутых бровей до ямочек на щеках, – и всё же преобразилось до необъяснимой красоты. Максима будто наполняло что-то тёплое и… родное, как возвращение домой после долгого пути или погружение в парную ванну после холодной ночи на улице. Наверное, это уже и не Максим вовсе. Ане нестерпимо захотелось, чтобы он посмотрел ей в глаза. Она дёргала его за руку, но Максим словно окаменел. А потом Аня услышала где-то внизу, со стороны Трухильо, голос. Обернувшись, увидела Диму. Брат тщился забраться на валуны. Всякий раз соскальзывал вниз, падал прямиком в тёмную жижу из грязи и мусора. По жиже от каждого его падения расходилась тошнотворная рябь, а приглядевшись, Аня поняла, что это и не мусор, а самые настоящие крысы. Полчища крыс, покрывших прибрежную полосу и все улочки города, кишевших единым серым полотном, как черви кишат на разлагающейся плоти. Аня испуганно следила за Димой. Долго не решалась отойти, чтобы протянуть ему руку, а когда отошла, Максима вознесло над грядой. Его притягивала к себе одна из облачных воронок. Аня, позабыв кричавшего брата, попыталась ухватить Максима за ногу. Не знала, хочет ли вознестись вместе с ним или удержать его при себе, но руки всё равно прошли сквозь Максима, как брошенный камень проходит сквозь воду. Свечение океана стало нестерпимым. Теперь и солнце слепило так, что Аня загородила глаза ладонью. А в следующее мгновение поняла, что падает в самую гущу крысиной жижи. Закричала и от своего же крика проснулась.

Увидела, что рядом на кровати сидит Зои. Держит её за руку. Смотрит с жалостью и блаженной отрешённостью.

– Всего лишь сон, – промолвила Аня.

Наволочка под ней промокла. В хижине, как и всю последнюю неделю, было нестерпимо жарко, душно. Когда Аню с Димой привезли сюда, шли затяжные ливни, и дышалось не так тяжело. Правда, в первую ночь Аня не могла заснуть – ей казалось, что в шуме дождя угадывается далёкий крик.

– Всего лишь сон, – повторила она, восстанавливая дыхание.

Жалела, что нельзя так же отринуть вчерашний день – назвать его обычным кошмаром.

А начиналось всё неплохо. Как и сегодня, её разбудила Зои. Открыла дверь, когда солнце только-только взошло, и сказала, что всех собирают внизу, у реки.

– Что там? – удивилась Аня.

– Не знаю, – пожала плечами Зои. – Увидим.

– А где Екатерина Васильевна?

Мама Максима ночевала с ними. Вчера утром её матрас – как и все матрасы тут, отсыревший, покрытый чёрными пятнами и заправленный тонкой льняной простынёй, – пустовал.

– Екатерина Васильевна уже внизу, – ответила Зои.

Аня тогда лениво потянулась в кровати. Нехотя встала и, прежде чем выбраться из-под полога москитной сетки, хорошенько опрыскалась репеллентом. Неизменный утренний и послеобеденный ритуал. Москиты здесь бывали страшнее жары.