– О, – изумлённо выдал я, чувствуя гордость в его голосе. – Это… хорошее дело. Здорово, что ты финансово поддерживаешь его.

Скэриэл вдруг сник, словно вспомнил о чём-то плохом.

– Да чёрт его знает, хорошее ли это дело, но, кажется, он не ходит в школу и снова начал работать. – Лоу сгоряча плюнул в сторону и вновь потянулся к сигарете. – Так что вся моя помощь бессмысленна. Низшие с детства работают. Я бы не хотел этой участи для Отиса.

Не знаю, виной всему Запретные земли или нет, но сейчас, стоя у «Торнадо», куря сигарету и нервно оглядываясь по сторонам в поиске Отиса, Скэриэл идеально вписывался в окружающий фон. Он не выглядел чужеродным, даже когда отсиживался у меня дома в окружении книг, горячо обсуждая Александра Македонского. Ему шёл образ чистокровного ничуть не меньше, чем полукровки. Глядя на Скэриэла, я пришёл к выводу, что он имел неуловимую способность подстраиваться под любые обстоятельства и гармонично смотреться где угодно.

На первом курсе он без проблем быстрее всех адаптируется в Академии Святых и Великих. Оливер только недавно предложил подать документы Скэриэла, а я уже вовсю представлял его в стенах учебного заведения. Завести друзей, успевать по программе, наслаждаться студенческой жизнью – клянусь, у Скэриэла это вышло бы даже лучше, чем у меня, чистокровного, прожившего в высшем обществе аж целых семнадцать лет, но так и не смирившегося со всеми правилами и законами. Да что там, я чувствовал себя чужестранцем даже в собственном доме, и, только когда понял, что я приёмный, всё встало на свои места.

– Идём, – вдруг сказал Скэриэл, затушив недокуренную сигарету носком ботинка.

– Уже? – Я нерешительно двинулся за ним.

– Быстрее, – озорно прибавил он, оглядываясь через плечо.

Я непонимающе посмотрел по сторонам, хотел понять, что его так развеселило, но не приметил ничего особенного.

– Пять, четыре, – вдруг тихо начал отсчитывать он, – три, два, один.

В эту секунду кто-то с дикими воплями выпрыгнул из-за угла, планируя напасть на Скэриэла со спины, но тот обернулся и поймал мальчика, горячо сжимая его в объятиях.

– Скэриэл! – радостно вопил, по всей видимости, Отис. – Скэриэл!

Это был низший, на вид не старше Габриэллы, быть может, ему было девять или десять лет. Худой, со смуглой кожей и коротко стриженными тёмными волосами, торчащими из-под надетой набекрень шапки.

– Ты пришёл ко мне?! – спросил Отис, обнимая Скэриэла.

– Конечно, – с довольным видом подтвердил он. – Как в старые добрые времена? Опять вздумал пугать?

– Ты никогда не попадался!

Они громко рассмеялись. Я чувствовал себя лишним кусочком пазла в собранной картинке. Неловко потоптавшись, сделал пару шагов в сторону, чтобы не привлекать внимания. Возможно, этим двоим нужно было уединение, чтобы всё обсудить. Кажется, они давно не виделись.

Скэриэл признался, что относится к Отису как к младшему брату. Он всегда был добр к Габриэлле и терпел все её выходки. Я знал, что Скэриэл единственный ребёнок в семье. Было ли ему одиноко в детстве?

– Готье, ты куда? – спросил Скэриэл. – Иди сюда.

Я нерешительно подошёл.

– Это Отис. – Скэриэл представил мне низшего.

– Привет. – Мальчик помахал рукой.

– А это Готье – мой парень, – прыснул Скэриэл и сразу добавил: – Шучу-шучу. Близкий друг.

– Парень?! – Наши с Отисом восклицания слились воедино.

– А Джером? – спросил следом мальчик, сверля меня оценивающим взглядом.

– Мы с ним друзья, – как ни в чём не бывало ответил Скэриэл.

– Мы тоже друзья, – торопливо проговорил я, толкнув Лоу локтем в бок. – Он шутит.

Я замолчал, мысленно ругая Скэриэла.

– А теперь к делу, – серьёзно сказал Скэриэл. – Нужно поговорить. Ты не против?

Он обратился ко мне, и я понимающе отступил, уставившись в витрины закрытого магазина. Помимо стекла на окнах стояли решётки – даже на главных улицах было опасно. Я оглянулся: Скэриэл и Отис что-то обсуждали на повышенных тонах. До меня долетали обрывки разговора. Внезапно Отис топнул ногой и, рассерженный, отпрянул от Скэриэла, направляясь в мою сторону.

– Так сказала Клэр! – крикнул мальчик.

– Я так и думал, – сурово бросил Скэриэл, следуя за ним. – Тебе надо учиться. Я не для того перевожу деньги, чтобы ты ошивался у бара Тони!

– Клэр сказала, что мы не будем брать твои деньги, – развернувшись, процедил Отис и снова направился дальше.

– Что? – разозлился Скэриэл. – Что ещё о себе возомнила твоя сестра?

По всей видимости, Лоу её не очень жаловал.

– Она говорит, что твои деньги грязные, – добавил Отис, проходя мимо меня.

– Грязные, значит? – проговорил Скэриэл, в два счёта нагоняя его. – А где здесь, в Запретных землях, есть чистые деньги? Или, по мнению Клэр, то, что ты с утра до вечера продаёшь… – Он указал на рюкзак Отиса. – Да что там у тебя вообще?

– Жвачка, спички, зажигалки и газеты. – Теперь уже Отис выглядел расстроенным.

– Господи, – простонал Скэриэл. – Значит, это, по мнению Клэр, чистый заработок? Ты работаешь вместо того, чтобы учиться. Деньги есть деньги. Ты должен выбиться в люди, свалить из Запретных земель… Мы ведь с тобой это обсуждали.

– Но Клэр сказала, что мы сами будем работать, – уверенно возразил Отис. – Она все твои деньги хранит, чтобы вернуть.

– Сколько раз ты был в школе?

Ругаясь, они ушли вперёд, и, чтобы не потерять их из вида, я отправился следом, отставая на три шага. Навострил уши, прислушиваясь ко всему, что они говорили. Скэриэл был рассержен – он пытался поймать Отиса, но тот всё время ускользал и убегал дальше по дороге.

– Я не помню… Ходил в сентябре, а потом Клэр…

– Она сейчас на работе? – перебил Скэриэл.

– Да.

– Ты хочешь вернуться к учёбе? – Преодолев расстояние, Скэриэл настиг Отиса и встал перед ним, загородив дорогу.

– Но…

– Вернуться в школу, – чуть надавил Скэриэл. – Тебе нравилась математика. И физика.

– Да, хочу, – вздохнул мальчик.

– Я поговорю с Клэр. – Скэриэл положил руку на его плечо.

Я подошёл ближе, встал сбоку на тротуаре так, чтобы не мешать прохожим, и услышал, как Отис тихо произнёс:

– Она сказала, что ты занимаешься очень плохими вещами и от твоих денег нужно держаться подальше. – Отис закусил губу, помолчал и грустно закончил: – И от тебя тоже.

Скэриэл нахмурился и затих. Казалось, последняя фраза расстроила его. Он больше не давил, просто молчал, устремив пустой взгляд куда-то в сторону. Я не знал, что делать, и потому не вмешивался. Чувствовал, что окончательно испорчу ситуацию своими неуместными словами.