Не думая о плохих предзнаменованиях, которые могли бы встревожить солдат, Маврикиос разбил лагерь на руинах мертвого города, у мутных желтых вод Рамноса. Армия с таким количеством солдат выпила бы все запасы воды, приготовленные горожанами, и поэтому единственным местом, где она могла разместиться, был берег реки.

— Ага, и здесь целая куча злых духов, — сказал Виридовикс. — И все они вопят о мести тем, кто их убил! Ага, опять завыли! — воскликнул он. — Слышишь их стенания?

И вправду, из темноты, сгустившейся вокруг римского лагеря, доносились печальные стоны.

— Да это же сова, ребенок ты великовозрастный! — сказал Гай Филипп.

— Нет, это только похоже на крик совы, — уперся галл. Слова центуриона отнюдь не убедили его.

Сидя у костра, Марк нервно поежился и сказал сам себе, что привидений не бывает. На самом деле он не был в этом так уж уверен. Во всяком случае, если привидения и существовали, то наверняка они жили именно в таких местах. Вымершая Соли стояла в развалинах, но тут и там на фоне ночного неба выделялись уцелевшие башни или куски крепко построенных зданий. Из этих руин, черных даже по сравнению с ночным мраком, и доносились печальные совиные крики — если только это действительно были совы. Никто не испытывал горячего желания проверить догадку центуриона, да и трибун не спешил посылать добровольцев на разведку. Когда сумерки сгустились, с Рамноса поднялся туман — как будто это место и без того не было достаточно жутким и пустынным. Теперь пришел черед ворчать Гаю Филиппу.

— Мне это совсем не нравится, — произнес он, когда туман стал сгущаться и огоньки костров постепенно утонули в нем. — Может быть, это один из фокусов Авшара, который хочет напасть на нас неожиданно.

Он вгляделся в перекатывающиеся волны тумана, пытаясь что-нибудь в них разглядеть, но это оказалось бесполезным и только усилило его сомнения. Но Марк вырос в Медиолане, на берегах Падуса, и кое-что припомнил.

— Ночью с реки всегда поднимается туман, так что нет причины для беспокойства.

— Верно, — согласился Горгидас. — Весь этот туман — всего лишь начало будущего облака. Когда пар поднимается вверх и соединяется с другими испарениями эфира, который удерживает звезды, то рождается настоящая туча.

Однако его эпикурейское объяснение не могло успокоить центуриона.

Виридовикс решил подшутить над ним.

— Когда мы шли на Гарсавру, пар поднимался над каждым ручьем, но это не очень-то беспокоило тебя. Конечно, — хитро добавил он, — тогда мы были намного дальше от Казда.

Но даже намек на трусость не вызвал большой вспышки гнева. Гай Филипп потряс головой, бормоча:

— Просто это проклятое место действует мне на нервы — вот и все. Я подозреваю, что наш лагерь разбит на кладбище. Чем скорее мы отсюда уйдем, тем будет лучше для нас.

Но несмотря на горячее желание центуриона убраться из этих мест, имперская армия не решилась сразу выступить в путь. Разведчики доносили, что земля к западу от Соли превратилась в мертвую выжженную пустыню. Среди тех, кто разведывал дорогу через Васпуракан, были Сенпат Свиодо и его жена.

— Они заплатят за это, даже если для мести потребуется тысяча лет, — сказал Сенпат.

Холодная ненависть, проступившая в его лице и зазвучавшая в его голосе, состарила юношу на двадцать лет.

— Наш бедный народ уцелел только в горных лесах и отдельных пустошах, — сказала Неврат. Она тоже постарела и осунулась. Глаза ее были полны печали, слишком горькой для слез.

— Поля, фермы — ничего нет, только казды и другие звери.

— Я надеялся привести с собой хотя бы маленький отряд принцев, чтобы под имперскими знаменами воевать против захватчиков, — продолжал Сенпат. — Но там нет никого. Все перебиты.

Руки Сенпата вздрагивали в бессильной ярости. Марк заметил суровые морщины, которые легли в уголках его рта. Веселый парень, которого он встретил несколько дней назад, не скоро вернет себе свою жизнерадостность.

Увидев это мрачное, незнакомое лицо, Марк почувствовал, что ему стало не по себе. Неврат сжимала руку мужа, пытаясь успокоить его боль, но он продолжал сидеть, глядя прямо перед собой. Он видел только просторы своей уничтоженной родины.

По такой территории армия не могла продвигаться без запасов.

Маврикиос отдал приказ заготовить зерно и переправить его по реке Рамнос на север. Нежелательная задержка в таком мрачном месте довела Императора до грани нервного срыва. С того момента, как горстка всадников Казда впервые прервала продвижение его армии, Маврикиос вспыхивал по каждому пустяку. Сейчас, снова вынужденный задержаться, он злился, и отчаяние грызло его душу. День за днем армия ждала припасов — а их все не было.

Люди ходили мимо Императора очень осторожно, опасаясь, что он выплеснет на них свое раздражение.

Он взорвался на пятый день пребывания в Соли. В этот момент Скавр находился рядом. Он хотел взять карту Васпуракана — из тех, что Маврикиос хранил в своей палатке, — чтобы лучше проследить описания Сенпата Свиодо.

Двое халога из императорской охраны вошли в палатку, волоча за собой щуплого видессианского солдата. Еще двое видессиан неуверенно следовали за ними.

— Что это такое? — нетерпеливо спросил Император.

Один из стражей ответил:

— Этот бесполезный кусок дерьма воровал медные монеты у своих товарищей.

Он тряхнул солдата за плечи так сильно, что у того лязгнули зубы.

— Ах, вот как! — Император гневно взглянул на вора. — У вас есть трое свидетелей, я полагаю?

Один из видессиан робко шагнул вперед.

— Ваше Величество, мой повелитель… — начал он.

Все трое широко раскрыли рты при виде роскоши, которой поражала императорская палатка — мягкой постели, яркого света, струившегося через отверстие в потолке. Вкус у Маврикиоса был куда менее спартанским, чем у Туризина.

— Вы свидетели, не так ли? — повторил Император. Было ясно, что терпение его истощается.

Все трое кое-как рассказали о том, что случилось. Пленник, имя которого было Дукицез, был схвачен в тот момент, когда он опустошал кошельки троих солдат, с которыми жил в одной палатке. Соседи вернулись раньше, чем он рассчитывал.

— Мы думаем, что с десяток плетей научат его держать руки подальше от чужого добра, — сказал один из солдат. — Эти ребята (он показал на халога) проходили мимо, вот мы и…

— С десяток плетей? — прервал его Гаврас. — Вор забывает плети раньше, чем его раны заживут. Тут нужно кое-что другое, что он запомнит до конца своих дней. — Он повернулся к халога и рявкнул:

— Отрубите ему руку, которой он воровал, — всю кисть, до запястья!

— Нет! Во имя милосердного Фоса — нет! — в отчаянии закричал Дукицез, вырываясь из рук стражей и падая к ногам Маврикиоса. Он дотронулся до колен Императора и поцеловал края его одежды, бормоча: